Фёдор Бондарчук, на счету которого роли в пяти десятках фильмов и девять самостоятельно снятых картин, признаётся, что роль Парвуса-Гельфанда в сериале Владимира Хотиненко «Демон революции» была одной из сложнейших. «АиФ» поговорил с кинематографистом и записал основные тезисы его рассказа о работе над образом.
Как собирал роль
Я благодарен всем создателям сериала «Демон революции» за возможность сыграть этого героя. Тот литературный, исторический материал, который я увидел в один прекрасный момент перед собой в виде сценария, такая роль — подарок для любого артиста. Ничего сложнее в своей жизни я, наверное, не играл.
Если Евгению Миронову было на что опереться, играя Ленина, то с Парвусом всё оказалось сложнее. Сначала я полез в интернет. Выяснилось, что дошедших до нас фотографий этого человека немного. Из сохранившихся только две — его крупный план. Я их рассмотрел. И понял: если мне добавить немножко мешков (с их помощью гримёры делают лицо актёра более пухлым, объёмным – Ред.) и изменить причёску на голове, то внешнее сходство просматривается. Я правда похож!
Парвус был достаточно тучным человеком. Но у нас получилось два Парвуса: тому, что действует в 1914-15 годах, мы оставили мою естественную конституцию, а Парвусу времён 1924 года добавили веса.
Оттопыренный мизинец, которым Парвус указывает на тот или иной предмет, придумал я. Показал придумку Владимиру Ивановичу, добавив, что вести себя так – это же отвратительно пошло! Равно как и изъясняться в такой нарочитой манере. Вспомните, как Парвус Ленину говорит: «Мне кажется, что вам мат, Владимир Ильич!» По-моему, это отвратительно! Но зато очень точно передаёт его характер.
Так сложился образ. Но, когда мне пришлось играть большую сцену, которая снималась одним кадром, я мысленно отругал себя: на кой хрен я это всё придумал?! Потому что следить за всем этим хозяйством жестов, особенностей произношения и т. д. сложно, а тебе нужно удержать в голове ещё и громаду текста.
В итоге «выходил» артист Бондарчук из Парвуса месяца полтора. Этот Парвус жил во мне, будь он проклят (смеётся), вместе со своими «что», мизинцем, тучностью. Он мне даже снился!
В ком увидел прототип
Если Евгений Витальевич, выстраивая образ Ленина, провёл параллель с Навальным, то я вспоминал Березовского. Мне кажется, что Парвус был первым в истории политтехнологом со всем инструментарием, присущим этой профессии. Он, чтобы добиться нужного эффекта, использовал и синематограф, и осветительные приборы на Финляндском вокзале, и медиаресурсы, и пр. Палитра его коммуникаций с внешним миром была обширнейшая. Поставить рядом с ним кого-то из деятелей той эпохи, кто был бы сопоставим по масштабам задумок, наглости, дерзости, циничности, невозможно.
Как учил немецкий
Немецкий язык — отдельная история. Я, что называется, англоговорящий, немецкого языка не знаю, не чувствую. У меня в прямом смысле ломается язык произносить это. Владимира Ивановича я попросил: «Не убивайте роль! Я не смогу играть на немецком». Какие-то небольшие фразы произнесу, но длинные монологи… А там были сцены, где мне чуть ли не по 10 минут нужно говорить именно на немецком. Был вариант найти актёра с голосом, похожим на мой, и переозвучить, но в итоге пришли к выводу, что оставлять нужно мой собственный тембр. Так что я больше времени провёл на записи звука, чем на съёмочной площадке. Но произошло чудо! На озвучание меня притащили в студию, поставили перед звукорежиссёром. Хотиненко, потирая руки, ходил вокруг, посмеиваясь в ус. И дальше началась адова работа. Как они смогли вытянуть из меня эти монологи? Я профессионал, который про кино, кажется, знает всё. Но я не понимаю, как они по отдельным звукам смогли сшить все эти фразы.
Чем напугал Миронов
Мы редко пересекались с Евгением Мироновым в кадре: у нас было немного общих сцен. Но, когда мы всё-таки совпадали, я, бросив случайный взгляд на загримированного Миронова, порой вздрагивал: Господи, да это ж Ленин! Совпадение пугающее. Если Евгений Витальевич в таком виде прошёлся бы по улицам, ни к чему хорошему это могло бы не привести. Его похожесть производит сильное впечатление.
