***
И загудели опять все сорок сороков московских. Разина ввозили в Москву. Триста пеших стрельцов с распущенными знамёнами шествовали впереди. Затем ехал Степан на большой телеге с виселицей. Под этой-то виселицей, с перекладины которой свисала петля, был распят грозный атаман — руки, ноги и шея его были прикованы цепями к столбам и к перекладине виселицы. Одет он был в лохмотья, без сапог, в белых чулках. За телегой, прикованный к ней за шею тоже цепью, шёл Фрол Разин.
Телегу везли три одномастных (вороных) коня. За телегой, чуть поодаль, ехали верхами донские казаки во главе с Корнеем и Михайлой Самарениным. Заключали небывалое шествие тоже стрельцы с ружьями, дулами книзу. Степан не смотрел по сторонам. Он как будто думал одну какую-то большую думу, и она так занимала его, что не было ни желания, ни времени видеть, что творится вокруг.
Так ввезли их в Кремль и провели в Земский приказ. И сразу приступили к допросу. Царь не велел мешкать.
– Ну? — мрачно и торжественно молвил думный дьяк. — Рассказывай… Вор, душегубец. Как всё затевал?.. С кем сговаривался?
– Пиши, — сказал Степан. — Возьми большой лист и пиши.
– Чего писать? — изготовился дьяк.
– Три буквы. Великие. И неси их скорей великому князю всея-всея.
– Не гневи их, братка! — взмолился Фрол. — К чему ты?
– Что ты! — притворно изумился Степан. — Мы же у царя!.. А с царями надо разговаривать кратко. А то они гневаются. Я знаю.
Братьев свели в подвал. За первого принялись за Степана. Подняли на дыбу: связали за спиной руки и свободным концом ремня подтянули к потолку. Ноги тоже связали, между ног просунули бревно, один конец которого закрепили. На другой, свободный, приподнятый над полом, сел один из палачей — тело вытянулось, руки вывернулись из суставов, мускулы на спине напряглись, вздулись.
Кнутовой мастер взял своё орудие, отошёл назад, замахнул кнут обеими руками над головой за себя, подбежал, вскрикнул и резко, с вывертом опустил смолёный кнут на спину. Удар лёг вдоль спины бурым рубцом, который стал напухать и сочиться кровью. Судорога прошла по телу Степана. Палач опять отошёл несколько назад, опять подскочил и вскрикнул — и второй удар рассёк кожу рядом с первым. Получилось, будто вырезали ремень из спины.
Мастер знал своё дело. Третий, четвёртый, пятый удар… Степан молчал. Уже кровь ручейками лилась со спины. Сыромятный конец ремня размяк от крови, перестал рассекать кожу. Палач сменил кнут.
– Будешь говорить? — спрашивал дьяк после каждого удара.
Степан молчал.
Шестой, седьмой, восьмой, девятый — свистящие, влипающие, страшные удары. Упорство Степана раззадорило палача. Умелец он был известный и тут озлобился. Он сменил и второй кнут.
Фрол находился в том же подвале, в углу. Он не смотрел на брата. Слышал удары кнута, всякий раз вздрагивал и крестился. Но он не услышал, чтобы Степан издал хоть один звук. Двадцать ударов насчитал подручный палача, сидевший на бревне.
– Двадцать. Боевой час, — сказал он. — Дальше… без толку: забьём, и всё.
Степан был в забытьи, уронив голову на грудь. На спине не было живого места. Его сняли, окатили водой. Он глубоко вздохнул. Подняли Фрола.
После трёх – четырёх ударов Фрол громко застонал.
– Терпи, брат, — серьёзно, с тревогой сказал Степан. — Мы славно погуляли — надо потерпеть. Кнут не Архангел, душу не вынет. Думай, что — не больно. Больно, а ты думай: «А мне не больно». Что это? — как блоха укусила, ей-богу! Они бить-то не умеют.
После двенадцати ударов Фрол потерял сознание. Его сняли, бросили на солому, окатили тоже водой. Стали нажигать в жаровнях уголья. Нажгли, связали Степану руки спереди теперь, просунули сквозь ноги и руки бревно, рассыпали горячие уголья на железный лист и положили на них Степана спиной.
– О-о!.. — воскликнул он. — От эт достаёт! А ну-ка, присядь-ка на бревно-то — чтоб до костей дошло… Так! Давненько в бане не был — кости прогреть. О-о… так! Ах, сукины дети, — умеют, правда…
– Где золото зарыл? С кем списывался? — вопрошал дьяк. — Где письма? Откуда писали?..
– Погоди, дьяче, дай погреюсь в охотку! Ах, в гробину вас!.. В три господа бога мать, не знал вперёд такой бани — погрел бы кой-кого… Славная баня!
Ничего не дала и эта пытка.
Отрывок из романа Василия Шукшина «Я пришёл дать вам волю»
