Венчанная
Так вышло, что булгаковской Маргаритой (а также Музой, другом, духовной наследницей) была «официально» признана Елена Булгакова, в предыдущем браке Шиловская. Но жён у Булгакова было три. До Елены Сергеевны - Татьяна Лаппа и Любовь Белозерская. «Жён менять надо, батенька, - советовал ему Алексей Толстой. - Настоящий писатель должен жениться трижды». Все жёны писателя чем-то неуловимо похожи: темноволосые, стройные, женственно-обаятельные, с чувством юмора, умные. Сильные и яркие личности. Уход Булгакова первая и вторая супруги восприняли, разумеется, болезненно, но с достоинством. Ни сцен, ни злобы вслед.
Разве что Любовь Белозерская сожгла все булгаковские письма к ней. А Татьяна Лаппаперестала давать бывшему супругу свою золотую браслетку-талисман, к которой тот относился с суеверным мистическим трепетом все 11 лет их совместной жизни и всегда просил дать с собой на наиболее значительные встречи и события. «Будет знать, как шастать», - не без ехидства скажет позже Татьяна Николаевна. А, надо заметить, «шастал» Михаил частенько. Юная жена знала о его изменах. Страдала. И прощала.
Булгаков звал её Тася, Тасенька. Они были ровня - красивые, влюблённые, оба «из хороших семей». Тася Лаппа - дочь действительного статского советника. Михаил - сын доктора богословия Киевской духовной академии, внук двух священников. Воспитание и условия у обоих отменное: большие квартиры, фортепиано, изучение языков… С Татьяной, единственной, Булгаков был обвенчан. И, единственная, она дважды была в положении, но от ребёнка избавлялась, причём во второй раз операцию делал супруг...
Татьяна, подобно Маргарите, была самоотверженна в своей любви. В самый трудный период его жизни она была с ним: когда Булгаков был военврачом, сельским доктором, помогала ему как медсестра. Держала ноги раненых на ампутациях, которые молодой военврач научился делать виртуозно: «Я ещё одну ногу держу, а он уж другую пилит, понюхаю нашатырю - и опять держу». А здоровые мужчины, бывало, в обморок падали. Так, когда Булгаков впервые в жизни делал ребёнку трахеотомию (разрезал горло и высасывал через трубку дифтерийные плёнки), фельдшер потерял сознание.
Тот случай едва не стал для Булгакова смертельным: плёнки попали ему в рот, и он попросил сделать ему прививку от дифтерита. В результате отекло лицо, пошёл жар, безумный зуд в теле. Тогда он впервые сделал укол морфия. Тут же полегчало, он снова мог принимать больных и оперировать. Но укол стал роковым: Булгаков быстро становится морфинистом.
Татьяна терпела его приступы безудержной ярости без «дозы», на грани безумия… Когда она отказывалась бегать по аптекам с выписанным им себе рецептом, пугала (узнают о его пристрастии - уволят!), он мог и горящий примус в неё швырнуть. И браунинг наставить… Булгаков вдруг сам и навсегда избавился от смертельного недуга - и это было чудом, не иначе. Были потом и ещё трудности в их жизни. Он едва не умер от тифа - спасла жена, ездила с ним по кавказским аулам в Чечне. Переехав в Москву, голодали. «Я ходила вся оборванная», - вспоминала Татьяна. Продавала, разрубив на звенья, толстенную золотую цепь - память о матери. «Ты будешь вечно виноват перед Тасей», - прислала Булгакову телеграмму сестра Надя, когда он ушёл от первой жены.
После Мастера...
Роман со второй, Любовью Белозерской, начался ещё при Тасе. Люба - только что из Парижа, нарядная, яркая, светская. Недавно разведённая. Булгаков, мечтавший если не уехать навсегда, то хотя бы побывать за границей, слушал её рассказы с огромным интересом - о встречах с Куприным, Бальмонтом, Тэффи, А. Толстым, И. Северяниным, о её выступлениях в балете на парижской сцене… Ей он посвятил «Белую гвардию», «Мольера». При ней стал известным, успешным. У Таси когда-то не было даже лишних туфель - Любе он купил шубу. Она водила авто, увлекалась верховой ездой. Супруги вели бурную светскую жизнь, ездили в Крым, сменили квартиру. Но именно за эти 7,5 совместных лет Булгаков впервые вкусил и травлю в прессе, и запреты, и обыск ОГПУ с изъятием трёх томов дневников.
На Елене Шиловской, приятельнице Любови, он женился в 1932-м. В 1929-1930 гг. он в полной творческой блокаде, в отчаянии пишет письма в правительство, А. Енукидзе и, наконец, Сталину. В печати его открыто называли антисоветским, новобуржуазным отродьем, брызжущим слюной на рабочий класс и идеалы коммунизма, изобрели даже архивредное течение в искусстве - «булгаковщину». Булгаков же просил об одном - об изгнании за пределы страны. Безысходность, нервное переутомление, запреты и книг, и спектаклей. Но при этом он много работает над главным своим произведением - с 1938 г. оно называется «Мастер и Маргарита» (до этого были варианты названий: «Князь тьмы», «Сатана». К этой «дьявольской» теме он впервые приступил ещё в начале 20-х, всё рисовал везде профиль Мефистофеля, а в 1924-м сочинил «Дьяволиаду»). Первую редакцию «Мастера» Булгаков сжёг вместе с возвращёнными ОГПУ дневниками. Роман и мучает его, и непреодолимо манит. В 1934 г. - пометка на полях рукописи: «Дописать, прежде чем умереть». А о смерти он думает с некоторых пор постоянно. В год женитьбы здоровый, 40-летний просит Елену Сергеевну умереть у неё на руках. Другу рассказывает: «Я буду умирать тяжело». Но и здесь юмор ему не изменяет: уверяет, что когда его понесут в гробу, ударят на лестнице краем об дверь соседа снизу. Так и получилось!
Он жил не три дня (как прогнозировали врачи после окончательного диагноза - гипертонический нефросклероз, болезнь почек), а 6 месяцев. Жена не отходила от него. Он ослеп. Временами мутился рассудок. Малейшее движение, прикосновение причиняли жуткую боль, и тогда он кричал. Но до последних дней диктовал свой роман, под которым, по его же пророчеству, и был «погребён».
Булгаков собирался послать роман лично Сталину. Об искренней симпатии его к вождю писали друзья. В романе даже сначала были строки о том, что, покидая Москву, Воланд оставляет её на «человека с мужественным лицом, который правильно делает своё дело». Прямой намёк на Сталина!
Булгакова утешали «доброжелатели»-завистники: «Ничего, после вашей смерти всё напечатают!» Он взял с жены клятву - не умирать, пока не издадут «Мастера». Она её выполнила. Последние слова его были о романе: «Чтобы знали…» Теперь его знает весь мир.
