Дворянские корни
Галина Беседина: – Мой дед был дворянином, работал юристом и знал шесть скандинавских языков, – рассказывает певица. – Ему принадлежал собственный дом в Лавриках, а в Петербурге практически рядом с Невским проспектом у него была огромная квартира в два этажа. Дед считался тонким ценителем искусства и даже имел домашний театр, в котором играли его дочери. У деда был крутой нрав, и если их игра ему не нравилась, он брал тарелку из царского сервиза и бил ее об пол.
После революции деда посадили, и нижний этаж был отдан под детский сад. Когда он отсидел, его отправили в ссылку. Отбыв там свой срок, дед вернулся в Ленинград. К тому времени он был очень болен, и когда его хотели отправить жить на 101 км, он отказался и предложил свои услуги советскому правительству. Дед работал торгпредом и даже ездил в Англию. Но все-таки через какое-то время за ним cнова приехал черный воронок. «Где твой муж?» – спросили мою бабушку. «Он умер», – ответила она. «Тебе повезло, бабка. Если б он был жив, вся семья поехала бы в ссылку». А вот моя бабушка жила еще долго. Она была преподавателем математики, ее педагогический стаж насчитывал 40 лет и свой предмет она очень любила.
«AиФ»: – А как познакомились ваши родители?
Г. Б.: – Во время учебы в консерватории. Моя мама училась на двух факультетах – на теоретическом и фортепианном, а папа – на теоретическом. Мама пользовалась большой популярностью у мужчин, за ней даже ухаживал композитор-песенник Василий Павлович Соловьев‑Седой, но она предпочла моего отца. Папа был первым добровольцем, который из консерватории ушел на фронт. Он защищал свой город и в дни блокады, и после вплоть до окончания Великой Отечественной.
Вся наша семья пережила блокаду и ни на один день не покинула Ленинград. К тому времени количество ее членов стало больше. В 1942 году родилась моя старшая сестра Света, а после войны родилась я. О моем рождении папа узнал лишь тогда, когда вернулся с фронта.
Как и подобает детям музыкантов, нас со Светой отдали учиться музыке, хотя я очень хотела быть балериной. Я ведь была очень худой в детстве. О своем желании я постоянно твердила папе, и он наконец уступил. Папа сказал мне: «Давай сходим к учителям, если они скажут, что у тебя есть способности к балету, будешь балериной». Но способностей у меня не обнаружилось, и мой отец со словами «Плохие балерины нашей семье не нужны» отдал меня в музыкальную школу. Закончив ее, я поступила в музыкальное училище на фортепианное отделение.
Память сердца
«AиФ»: – А как в вашей жизни появилась Школа-студия МХАТ?
Г. Б.: – Когда я заканчивала обучение, в Ленинград на гастроли приехал этот театр. И одновременно со спектаклями он объявил о наборе студентов. Конечно же, дома я, ничего не сказав, отправилась на прослушивания и прошла все туры. После этого нужно было подтвердить свое право учиться в этой Школе, сдав еще экзамены в Москве. И я собралась в Москву.
Но в те годы каждый выпускник музыкальных училищ должен был отработать по распределению. Мне администрация учебного заведения пошла навстречу и пообещала отпустить, если я поступлю в институт. Я и поступила.
«AиФ»: – С кем вы учились?
Г. Б.: – С Катей Градовой, Толей Васильевым, Валерой Хлевинским и, конечно же, с Таней Васильевой.
«AиФ»: – Почему, конечно же?
Г. Б.: – Потому что с Таней мы были из одного города и понравились друг другу сразу. Мы жили с ней, как сестры. У нас все было общее – одежда, еда, деньги. И ей, и мне средства к существованию присылали родители. Мне – 60 рублей, ей – 30. Мы эти деньги складывали в общий котел, и их нам хватало на первые три дня.
«AиФ»: – На что же вы их тратили?
Г. Б.: – Рядом с нашим общежитием был комиссионный магазин, где охотно оставляли всю свою наличность студентки Школы-студии МХАТ, приобретая модные вещички. И мы с Таней не отличались от наших театральных модниц. Все обновки мы носили по очереди. Но нам как-то нужно было прожить оставшиеся дни, и Таня посадила меня на булки. С утра я заталкивала в рот булку, и весь день не чувствовала голода, а вечером была тарелка супа на двоих и салатик. Потом я взбунтовалась и сказала, что больше так питаться не могу.
«AиФ»: – Куда вы распределились после Школы-студии?
Г. Б.: – Меня приглашал в Театр им. Маяковского его главный режиссер Андрей Александрович Гончаров. Он сказал мне: «Подождите три месяца. У нас уезжает за границу Ирина Печерникова, она выходит замуж. А вы и займете ее место в труппе». На эти три месяца я пошла поработать в Москонцерт, да так и осталась там, о чем нисколько не жалею. Потому что в первый же день встретила своего будущего мужа Виктора Беседина. Я только поднялась на ступеньки и вдруг услышала сзади красивый бархатный баритон: «Какая красавица», и эти слова решили мою судьбу. И никакая разница в возрасте – Виктор был старше меня на 20 лет – нашему браку не смогла помешать…
Однажды у него прямо на сцене во время концерта за Полярным кругом в маленьком поселке под названием Нягань случился инсульт. Пять лет он был парализован, не говорил и не мог ходить. Эти годы я посвятила ему. Построила дачу, научилась водить машину и каждую минуту старалась сделать его жизнь полноценной, насколько это возможно.
Высокая планка
«AиФ»: – Вы с самого начала были необычной исполнительницей. Это правда, что вы еще в музыкальном училище начали читать стихи и аккомпанировать себе на рояле?
Г. Б.: – Да. И мне сейчас кажется, что из меня могла выйти замечательная чтица. Но, к сожалению, жанр художественного чтения, который был очень популярен в моей юности, сейчас ушел из нашей жизни. Тем не менее я всегда, и сейчас тоже, на всех своих концертах читаю стихи и так подвожу зрителя к восприятию песен из моей программы. Все сорок лет.
«AиФ»: – Вы начинали, когда существовали различные худсоветы, которые принимали или не принимали программы артистов. Вас это коснулось?
Г. Б.: – Мы пробивались очень тяжело и долго. Комиссия даже не знала, к какому жанру нас отнести. И, в конце концов, отнесла в музыкальную секцию.
«AиФ»: – Вы говорите «мы». А кого под словом «мы» вы имеете в виду?
Г. Б.: – К этому времени у нас уже существовал дуэт с Сергеем Тараненко. И мы, выучив две песни «Мне нравится, что вы больны не мной» из фильма «Ирония судьбы» и «Не исчезай» из фильма «Ольга Сергеевна», осмелились показать их Микаэлу Таривердиеву. Микаэлу Леоновичу наш опыт понравился и он согласился с нами работать, но с условием. Таривердиев запретил нам участвовать во всех концертах. И мы целый год готовили программу.
А потом начались фестивали. Мы с песнями «Мне нравится» и «Не исчезай» стали лауреатами конкурса «С песней по жизни», затем был конкурс в Сопоте и ХI Международный фестиваль в Гаване. Мы активно ездили с гастролями по нашей стране. Где только не побывали за эти годы! Даже выступали на БАМе. Вместе Микаэлом Леоновичем.
Планку, которую он задал, достичь очень трудно, а еще труднее поддерживать. После поэзии, на которую Микаэл Леонович писал свою музыку, все остальные романсы кажутся слишком плоскими и банальными. Я хорошо помню слова Таривердиева: «Надо иметь смелость, чтобы не нравиться публике. Это очень трудно». Когда появилась его песня «Мне нравится», зрители недоумевали и говорили: «Что ж это за музыка такая?». Но через некоторое время Таривердиев сам услышал, как во дворе под гитару ребята пели эту песню. Благодаря его музыке народ открыл для себя Марину Цветаеву. И еще многих замечательных поэтов.
«AиФ»: – Когда-то вы много гастролировали. А сейчас?
Г. Б.: – Однажды мне сделали концерт в Театре эстрады. Правда, один из руководителей театра (не Геннадий Хазанов) скептически хмыкнул, услышав мое имя. И добавил что-то вроде: «Это такой нaфталин! Кто же придет на этот концерт!» Но тогда у меня состоялось два аншлаговых концерта. Вот и сейчас мне к моим юбилеям Москонцерт дарит один день. На мой концерт соберутся все мои друзья и, очень надеюсь, мои поклонники.
