«А мнеЗина Кириенко говорит, Борис, у нас даже на киностудии такой галереи портретов актёров нет, как у тебя здесь, — Краснопёров хитро щурит глаза, — а я ей говорю, тю, что мне ваша киностудия, когда у меня дом-музей самого Сергея Герасимова».
«Двадцать километров за два с половиной часа»
Девять утра. Одна за другой мелькают на трассе таблички с названиями маленьких уральских сёл. На безымянном перекрёстке стоит он, смотритель сельского музея Борис Краснопёров. «Тут ехать-то от моих Травников до Кундравов всего двадцать километров, — сжимая в руках сумку с документами, в машину садится пожилой мужчина. — Краснопёров я, Борис. За двадцать минут домчимся. А без вас-то я выхожу на трассу в шесть, потому что прямого рейса нет, еду в окружную, два с половиной часа объезжаем окрестности, пока до Кундравов доберёмся. И назад так же, в объезд, только другие сёла проезжаем, с обратной стороны».
Село Кундравы получило свою всероссийскую известность благодаря стараниям сельского агронома Бориса Краснопёрова. Он добился открытия на малой родине режиссёра Сергея Герасимова музея памяти актёра и драматурга. Случайная встреча мэтра отечественного кино и простого колхозника навсегда изменила жизнь Краснопёрова. Он снялся в кино, познакомился со столичным актёрским бомондом и был признан «сыном» Сергея Герасимова и Тамары Макаровой.
«Смотрю как-то телевизор, — усевшись на заднее сиденье, сразу начинает Краснопёров. — В Останкино встреча режиссёра Герасимова со зрителями. Те вопросы задают, он отвечает. А потом говорит, родился, мол, на Урале, в селе около Кундравов, люблю очень природу. Грибы собирать, озёра наши местные, горы. Я на ватных ногах на кухню двинул, ручку беру — и давай строчить письмо ему. Рассказал, что живу в Травниках, что соседи мы, что очень мне нравится, как он о нашем крае отозвался, фотографию свою вложил, перечитывать не стал — девять листов накатал. Наутро отправил. Ответа не ждал, конечно, ему ж сотни тысяч писем приходят, на киностудию. Дальше работал, о письме забыл, в институте сельскохозяйственном учился, в деревне агроному дел всегда много, а вот те раз, как-то из ящика письмо выпало, смотрю — от Герасимова. Не поверил глазам своим, руки затряслись, понёс в квартиру. Сел. Отдышался и открыл».
Краснопёров просит остановиться. Там, вдали, виднеется старый небольшой дом. Это и есть семейное именье Герасимовых. Говорит, никто его в должном виде не содержит. Эх, кряхтит, моя бы воля. На остановке табличка «Десятилетие». Здесь родился Сергей Герасимов.
«А музей-то почему я решил в Кундравах открыть, — продолжает Краснопёров. — Потому как именно в кундравинской церковной книге есть запись о рождении мальчика Серёжи. Многие наши культурные деятели предлагали в Челябинске, вроде как столица Южного Урала, Никита Михалков и вовсе на распутье дорог здесь предлагал что-то организовать. Я знаю, в Десятилетии негде, слишком мелкое село, а в Кундравах есть дом культуры, выбил площади — и пошёл собирать герасимовские вещи».
«Сцена 20 000 гектаров»
«Так вот, открыл письмо — Герасимов пишет. Сам! — Краснопёров рассказывает события 83-го года, как будто этих тридцати лет не было и всё случилось вчера. — Мне Сергей Аполлинариевич вопросы задаёт, как дела у вас, чем молодёжь занята, ты, мол, по стилю письма вижу, стихи-рассказы пописываешь? Давай, Борис, отвечай на мои письма, есть у нас много общих тем. Забыл, что устал и есть хочу, сел, настрочил опять послание, рукопись вложил. А в следующем письме Герасимов пишет: снимаю фильм «Лев Толстой». Для тебя есть роль приезжего революционера. Приезжай в Тулу, съёмки там, на Ясной Поляне, никаких отговорок не приму».
Наутро пошёл Краснопёров к директору совхоза. Так, мол, и так, в кино сниматься ехать надо, в Москву зовут. Тот обмер: ты в своём уме? Осень, уборка, а агроном собрался в актёры? Показал телеграмму: «Кузьмич, вдруг шанс мой единственный?». Директор махнул рукой: «Бог с тобой. Езжай».
«Я потом, как на кинопробы приехал, не знал, что подарить на первой встрече жене Герасимова, Тамаре Фёдоровне. Ох, и красавица она, мы все в неё влюблены были. Хотел розы, думаю, у неё их полно. Купил ромашек. Она приняла букет, говорит, спасибо, Боренька. Так, Боренькой, они оба и звали меня потом всю жизнь.
На пробах Герасимов утвердил меня сразу. Говорит, и текст я выучил отлично, и сыграл, как надо. Да и роль моя, приезжего революционера, в перестроечные времена была весьма неординарной. На неё просились именитые актёры, худрук не утверждала мою кандидатуру: кто таков? колхозник?! Герасимов с худсовета ушёл, заявив: «Я Герасимов, а играть будет Краснопёров». Многие потом не верили, что я агроном, а не актёр. Спрашивали, мол, в каком театре служите? Я говорю: моя сцена — двадцать тысяч гектаров пшеницы да кукурузы. Не понимали, думали, чокнутый, шучу так».
«Никаких иноземных чудищ-юдищ»
Здание музея — как будто врезка с другой планеты. Среди стай бродячих собак, одинаковых одноэтажных домиков и тихого сельского однообразия высится современный дворец. Краснопёров на входе обнимается с вахтёром, жмёт руку каждому, кого встречает. Поднимаемся на второй этаж. Десять утра, музей открыт.
На стенах — фильмография Герасимова. Названия картин, снятых режиссёром, чередуются с фотографиями звёзд, учеников Сергея Аполлинариевича. На каждом втором снимке — сам Краснопёров. С Зинаидой Кириенко, Людмилой Гурченко, самим Герасимовым, Никитой Михалковым, Сергеем Никоненко.
«Сейчас школа началась, народу никого, — Краснопёров подходит к портрету Герасимова, — летом ученики приходили, из школ и детсадов. Я им сначала экскурсию по музею проведу, потом мультфильмы гоняю. Никаких иноземных чудищ-юдищ, только русские сказки. Дети очень кино интересуются, а мне только это и надо».
О каждой вещи в музее Борис готов говорить часами: «Вот удостоверение, что именем Герасимова названа планета. Вот трость, подаренная мэтру самим Чарли Чаплином. Это Герасимов на снимке с Индирой Ганди. Это бильярдный стол, из Москвы привёз, Герасимов любил играть. Наши местные чиновники от культуры как увидели, ахнули, ну, теперь поиграем. А я им: сейчас, как же, не дождётесь. Музейный экспонат, трогать не позволю. Вот стол из спальни Тамары Фёдоровны. Духи её любимые, до сих пор не выдохлись. А дальше — рабочий кабинет Герасимова. Здесь всё, как было у них дома».
Герасимов дружил с Краснопёровым с первой встречи до самой смерти. Борис Александрович говорит, пару раз приезжал к нему с Тамарой Фёдоровной в гости, на Урал: «Бродили по лесу. Разговаривали часами, я пел, стихи читал, Герасимов вдумчиво слушал. Тамара Фёдоровна ревновала поначалу немного: вроде приехали вместе, а он столько времени мне отдаёт. Потом привыкла».
Краснопёров сам на выходные часто летал в Москву. «Сейчас вот только на кладбище к ним, на Новодевичье, — грустит, — а раньше и на встречи, и на капустники, и на именины, и просто так».
В кабинете стеллаж, доверху наполненный старыми книгами. Скульптуры и статуэтки, бережно расставленные на секретере. Краснопёров открывает дверцу: там, в глубине, хранятся письма режиссёра, его личные бумаги, награды, грамоты. На шкафу фуражка — подарили казаки, когда «Тихий Дон» снимали.
«Герасимов почитал меня за сына»
«Я, когда после смерти Тамары Фёдоровны на киностудию подался, чтобы вывезти все вещи Герасимова, меня в Москве танком прозвали, — смеётся Краснопёров. — Никаких бумаг ведь при себе не имел, все просто знали, что Герасимов меня «сыном» считал, дружен я был с ними и вхож в семью. Я не просил, я требовал отдать мне экспонаты. Потому что на киностудии заикнулись, мол, сами хотим музей Герасимова открыть. Я говорю, хотите, учителя уже столько лет нет, а что не открываете? То ли у вас связи, то ли у меня?»
В помещении прохладно. Оно большое, с высокими потолками, искусственным освещением. Пьём чай, а Краснопёров рассказывает, что Герасимов был очень неприхотлив в еде, он вообще был человеком простым. Очень любил дары леса, полей, то, что в периоды его приезда ко мне собирали, жарили, варили и тушили, — грибы, ягоду, рыбу. А пельмени какие у них в семье готовились! Герасимов считал, что, помимо двух – трёх сортов мяса, в фарше обязательно должна быть птица. Сочные, вкусные, с тех пор нигде подобных не пробовал.
«Зато сколько я в те времена кривляк всяких встречал, снобов, гордящихся своими чиновничьими должностями, — вспоминает смотритель музея. — Как-то сидим на званом ужине, рядом со мной один из таких присел. И говорит, узнав, что я с уральского совхоза агроном, а он весь из себя партийный деятель, москвич и культурный человек, мол, что ж вы икру-то чёрную не едите? Где ещё попробуете, как не здесь? Смотрю — Герасимов слушает, очень он был чутким человеком. Я отвечаю, не лезет она мне уже, надоела. Тот опешил, что показал себя дурачком. Говорит, позвольте тогда мне? Я подаю ему миску со словами: позволяю! Герасимов прыснул со смеху, а тот всю икру себе разом в рот запихнул и сидит, давится, красный весь».
«Жаль, Люсю Гурченко не успел сюда привезти»
После смерти Герасимова к Краснопёрову приехали все или почти все ученики режиссёра. «Жаль, Люсю Гурченко не успел привезти, — сокрушается Борис, — готовили с ней фильм в память о Сергее Аполлинариевиче, пели вместе, да-да, я раньше пел, в своё время, но не сложилось. — Краснопёров берёт в руки снимки. Где он, чуть моложе, чем сейчас, беседует с легендарной актрисой. — Говорю, Люся, когда в музей приедешь? Она: буду, Боря, непременно у тебя побываю. И вот как, не успела. А с Серёгой Никоненко мы всё рыбу ловили. Ох, и любит он это дело».
Актёры собирались в Кундравах на столетие со дня рождения Герасимова. После творческих встреч и концерта приехали сюда, в музей. «Я ведь Тамаре Фёдоровне поклялся память о Герасимове сохранить. Она сказала, Боренька, я на тебя надеюсь».
В четыре часа дня, выключив свет в помещениях и сдав ключи на вахту, Краснопёров едет домой. Сегодня посетителей не было: начался учебный год, пока школы не договаривались с дворцом об экскурсиях. В Травниках, в квартире, в обычной пятиэтажке с поразительно чистым подъездом, первым делом садится за компьютер. Интернета у него нет: и не нужен вовсе, говорит Борис. Он пишет воспоминания. Несколько экземпляров своих книг издал небольшим тиражом и развёз по библиотекам области.
Заставка на рабочем столе компьютера — известный голливудский актёр. «А вы думаете, я плохо кино знаю? — смеётся Краснопёров. — Э, нет, я с детьми работаю, а со школьниками надо знать всё. Если я назвался знатоком кинематографа, они не разбирают, герасимовские я фильмы только выучил или все подряд. Вон у меня дисков целый мешок. Возьмите мои книги, почитайте. Там не только воспоминания, а мой взгляд на российскую жизнь. Такой уж я, всё пишу, как есть, поэтому целиком мои рассказы ни разу и не публиковали».
