За его морщинами уже не видны шрамы. Но спрессованные костяшки пальцев говорят сами за себя: жизнь он отстоял в бою. В бою с продавшимися администрации лагеря зэками со спрятанным ножом в рукаве телогрейки; с советской системой, наложившей лапу на дело его, «легального советского миллионера», жизни; с судьбой, возносившей на гребень - и ронявшей на самое дно.
Об этом всём спел Владимир Высоцкий. Друг, с которым Вадим Туманов, бывший лагерник и известнейший золотодобытчик страны, провёл последний день поэта на земле, за гробом которого шёл - и в голове звучали слова из песни по его, тумановскому, житью-бытью:
«И, улыбаясь, мне ломали крылья,
Мой хрип порой похожим был на вой,
И я немел от боли и бессилья
И лишь шептал: «Спасибо, что живой».
…Мальчишкой он свято верил, что живёт в лучшей стране мира. Боксёр, в 16 лет зачисленный в сборную Тихоокеанского флота, потом 20-летний штурман, ходивший в загранплавания. Мечта стать капитаном, первая любовь, друзья-моряки, лучший во Владивостоке ресторан «Золотой рог» - он будет вспоминать всё это в обшитой стальными листами камере штрафного лагеря «Широкий», сам себе уже не веря, что когда-то была иная жизнь…
Его посадили по 58-й, политической, как потом скажет сам Туманов, «за любовь к Сергею Есенину». Любить надо было - Маяковского...
Шёл 49-й год. Колымские лагеря сотрясала война между сотрудничающими с администрацией зэками и «честными» ворами. Умирали каждый день. На штрафняке «Случайном» трупы зимой складывали в одном крыле больницы - набивали до отказа стоймя, некоторых - вниз головой. А заключённый Туманов - низкорослый, с прошибающим насквозь кладку печи кулаком - даже в лагере, как мантру, повторял: «Каким бы великим ни был человек, если в нём нет доброты, он - неполноценен».
В 2014 г., когда я после долгих уговоров всё-таки напрошусь на интервью, он скажет мне то же самое. Добавит: «Мы с Вовкой в этом, про доброту, были схожи во мнениях». Вовка для него - Владимир Высоцкий.
Его, Вадима Туманова, знала вся Колыма. И вся Колыма - уважала. Отсидел 8 лет. Совершил 8 побегов: задушенная в самом начале попытка на корабле «Феликс Дзержинский», перевозившем несколько тысяч человек с материка к местам заключения; бегство через вырезанную в полу набиравшего ход поезда дыру, ещё несколько… «Был побег на рывок - наглый, глупый, дневной», - споёт потом друг-поэт.
Зачем артист летал на прииски?
«Про всё писать - не выдержит бумага,
Всё - в прошлом, ну а прошлое - быльё и трын-трава, -
Не раз нам кости перемыла драга -
В нас, значит, было золото, братва!»
Драгой заключённые перерабатывали золотосодержащую породу. Многие остались в той вечной мерзлоте, истлевшими скелетами, жизнями, обменянными на колымское золото, которое стало для самого Туманова единственным шансом на освобождение: срок висел 25 лет. Золото - и труд. До седьмого пота, надрывая душу, не чувствуя под собою ног. Ещё заключённым, Туманов получал больше начальника «Дальстроя», да и вся бригада зарабатывала неплохо. Золото не отпустило его на свободу - даже после того, как комиссия Президиума Верховного Совета пересмотрела в райцентре Сусуман дело заключённого Туманова.
После освобождения он организовал полтора десятка самых крупных в Союзе старательских артелей, прообразов будущих кооперативов, которые добыли стране 500 т золота! Равных им по производительности труда - в разы опережали темпы советских производств! - и уровню комфорта в Союзе не было. На базах - бассейны, общежития с каминами, повара из лучших московских ресторанов… Артельщики зарабатывали порядка 2 тыс. в месяц - при инженерском окладе в 120 руб. Тумановская зарплата - в два раза больше!
Ему этого не простили. На его последнее детище, артель «Печора», в 87-м г. спускают следователей Генпрокуратуры СССР и газету «Социндустрия».
«Меня расписали так, что казалось, хуже меня только африканский людоед Бокасса. В лагерях - да, было страшно. Но после того, что написала «Социндустрия», было ещё страшнее».
Об этом друг-поэт спеть уже не мог.
Туманов пишет о последних годах Высоцкого (с которым, после того как знакомый режиссёр представил их друг другу в одном московском ресторане, они стали друзьями, не спали вместе ночей, любили и ненавидели одно и то же, спорили взахлёб) в своей книге «Всё потерять - и вновь начать с мечты»: «Однажды, это было в 1979 году, оставшись со мной наедине, находясь в глубокой депрессии, он сказал: «Вадим, я хочу тебе признаться. Мне страшно. Я боюсь, что не смогу справиться с собой». У него в глазах стояли слёзы. И мне самому стало страшно…». До разгрома артели Высоцкий бывал у друга на Ленских приисках в Бодайбо. Пел для рабочих и потом о них же, тесно сидящих перед импровизированной сценой в своих ватниках, многих - бывших сидельцев, про которых скажет: «Лица у них рогожные, а души - шёлковые». В вертолёте, перелетая с одного месторождения на другое, отвернувшись к иллюминатору, быстро настрочит «Про речку Вачу и попутчицу Валю». На обратном пути в Москву Туманов и Высоцкий сойдут на пару минут на станции Зима, чтобы сделать памятное фото для рождённого здесь Евгения Евтушенко, и родится песня… До разгрома артели «Печора», срубившего под корень дело жизни друга, Высоцкий не дожил.
А кто тогда легенда?
«Сейчас могу сказать: меня не обманула только любовь», - напишет Вадим Туманов на последней странице своей автобиографической книги. Римма.
На карнавал 56-го Нового года знаменитого на всю Колыму Вадима Туманова (судимость ещё не снята, живёт на поселении, но золото уже добывает ударными темпами) в центральный клуб райцентра Сусуман собирали всем прииском: кто костюм, кто ботинки. Он долго хотел подойти к самой красивой девушке, и всё время его опережали... (Высоцкий после этого рассказа напишет «Белый вальс»). Через несколько дней Римме, секретарю комсомольской организации, сказали, с каким огнём она играет. И она продолжит играть. Вскоре Туманова освободят - со снятием судимости. У них родится сын. Потом из-за проблем с лёгкими Римма переедет на родину, в Пятигорск, будет работать там диктором на телевидении, и Туманов, руководя своими артелями по всей стране, будет практически жить в самолётах, разрываясь между Кавказом и Охотским морем, Колымой…
«После той статьи в «Социндустрии» Римме с работы пришлось уйти и даже уехать из города. Она так сильно это переживала, что сердце совсем ослабло: нервное потрясение и два инфаркта в один год! Шесть лет назад она ушла от меня навсегда…»
Вадим Иванович показывает на Риммин чёрно-белый портрет на трюмо - и её иконы на стене. Она верила - он нет. Но рука не поднялась снять иконы после её смерти. В первые месяцы он ездил на кладбище к жене каждый день - водители даже пытались его отговаривать: «Так нельзя, Вадим Иванович». Он только кивал: «Трогай!» Туманов просит включить кассету, на которой Высоцкий посвящает Римме песню, кассету, где звучат голос друга и имя жены, но помощник Саша Демидов качает головой: «Если сейчас ещё и это, нам никакого валокордина на сегодня не хватит…»
Ему 87. Уже не видны за морщинами шрамы. Он ненавидит слово «легенда», которое так ему идёт. Знамя колымских лагерей, горнопромышленник-первопроходец, друг великого поэта. Золотой человек. Спасибо, что живой.
