Учёный Василий Вильямс поселился на первом этаже этого московского дома в 1893 году. Здесь у него родились трое детей. А сейчас под одной крышей живут внучка, правнучка и две праправнучки. Все – Вильямс.
Двухэтажное строение на территории Тимирязевской академии мало похоже на традиционную избу XIX в. Говорили, необычную планировку (7 комнат, терраса, камин, несколько печей) и даже древесину для дома привёз из Лондона сам Климент Тимирязев.
Точно известно, что дом предназначался для двух профессорских семей: на каждую – 120 кв. м плюс земельный участок. Наверху жил патриарх русского садоводства датчанин Рихард Шредер. Сейчас там «квартируют» разные службы Тимирязевки.
Фото Джека Лондона
Василий Вильямс появился на свет в семье русской княжны Голицыной и американского инженера из штата Вермонт. Роберт Вильямс приехал в Россию по приглашению Николая I – возводить мосты на железной дороге. «Высокий, благообразной наружности, да ещё американец – все носились с ним, как с диковиной, – рассказывает праправнучка Роберта Вильямса Мария. – Говорили, мать его была дочкой вождя апачей. Но мне кажется, это одна из легенд нашего рода. Как и то, что к семье имел отношение Джек Лондон. Да, он состоял в переписке с моей двоюродной бабушкой – сохранилось адресованное ей фото. Но, скорее всего, они просто дружили».
Сын Роберта Василий стал почвоведом. 25 лет руководил сельхозотделом Политехнического музея. В начале XX в. был директором Тимирязевки, в 1920-е – ректором. Широко образованный человек, он музицировал, обладал хорошим голосом, даже намеревался стать оперным певцом. Вильямс устраивал в академии концерты, имел большой круг общения. На рояле в их гостиной играл Рахманинов. Бывали в доме Тухачевский и автор мелодии «В лесу родилась ёлочка» Бекман…
Грамота от Сталина
За большие заслуги в науке Василий Вильямс получил от Сталина грамоту, дающую потомкам право пожизненно занимать первый этаж дома. И за 126 лет – с тех пор, как здесь поселился учёный, – никто из семьи по доброй воле не покидал этих стен. Разве что в Самарканд ненадолго эвакуировались – вместе с Тимирязевкой. Хотя судьбы его жильцов складывались по-разному. В 1946-м 19-летний Николай (внук учёного) за политический анекдот получил 7 лет лагерей. Позже вместе с женой – правозащитницей Людмилой Алексеевой – он эмигрировал в США. Но в 1990-е вернулся в Россию и прожил почти 80 лет. А вот отец его Николай Васильевич покончил с собой в 47 лет – не смог носить клеймо родственника врага народа. Академика Вильямса к тому времени уже не было. Василий Робертович умер 80 лет назад, ноябрьским днём, оставив после себя огромное научное наследие и почвенно-агрономический музей, который работает до сих пор – в 30 метрах от родового гнезда Вильямсов. «Сейчас прадеда обвиняют во всех смертных грехах, даже в том, что поддерживал Лысенко. Официально Вильямс против него не выступал. Но история эта запутанная. И пока я склонна верить бабушке, вспоминавшей, что псевдоучёного здесь чуть ли не с лестницы спустили».
Вильямс был одним из устроителей рабфака в академии. Защищал коллег от нападок. Писал запросы о прекращении уголовного дела, если кого-то арестовывали. Его называли «красным ректором»: «Он был лоялен к власти, потому что она позволяла ему двигать науку. А для него это было важнее всего». Работал учёный очень много. И до последнего дня принимал посетителей, хотя передвигался на коляске. Постоянные нагрузки, затяжной бронхит, инсульт и частичная парализация – всё это не позволило ему прожить больше 76 лет.
10 вёрст до Кремля
А деревянному домику рядом с Тимирязевским лесом в этом году исполнилось 143 года. И нынешнее существование его – с яблонями и грушами в 10 верстах от Кремля – многим кажется необычным. Только не потомкам Вильямса, живущим здесь с рождения.
Кем был прадед, Маша знала с детства: памятник Василию Вильямсу рядом с домом. Когда-то на территории академии было несколько профессорских домов. Остался только этот – выявленный объект культурного наследия. И хотя в Москве полторы сотни памятников деревянного зодчества, такой истории больше нет – чтобы 126 лет в доме жила одна семья. «Дом на балансе Тимирязевской академии, – разъясняет Мария. – Все технические вопросы решает специальная служба. Электропроводку заменили, печами и камином не пользуемся – всюду чувствительные датчики дыма. А туалет, хоть и несовременный, пока функционирует. Мы не имеем права менять внешний вид дома. Но внутри – можно. Только зачем?»
Много лет назад в доме протекла крыша, а когда всё просохло, разводы на потолке в кабинете стали похожи на прожилки мрамора. И так это всем понравилось, что решили оставить как есть. «Одна мысль о ремонте маму приведёт в ужас. А генеральную уборку здесь можно делать каждую неделю. Так что у нас милый упадок. Но это наш выбор».
При всей добротности дом всё-таки деревянный: первый этаж, старые окна. И количество проезжающих машин растёт каждый год. «Домик реагирует на колебания жизни. Хорошо, рельсы заменили. Раньше вся моя тысяча сов (коллекционные фигурки. – Авт.) плясала с каждым трамваем. Картины же висят криво, сколько ни поправляй». И лишь животным всё нипочём – беспородной усатой Сансе, французской бульдожихе Булке, морским свинкам Джерри и Пупсу, безымянным рыбкам. Некомфортно им, только когда снимается кино. «Мотор! Камера!» – и все должны спрятаться.
Киношники любят домик Вильямса: мебель начала XX в., рояль, старая живопись, кабинет с библиотекой… На экране дом может быть профессорской квартирой, воровской малиной. А может притвориться албанским притоном, где Гойко Митич (фильм «Балканский рубеж») пьёт кофе и разговаривает по-русски… «У нас снимали сериалы о Мессинге и про молодые годы Исаева – Штирлица. Здесь стреляли, душили. Да чего только не делали! Конечно, мы немного устали. Иногда смена 3 часа, а порой – 3 дня. И нельзя ничего менять: всё помечено крестиками на полу. Да и нагрузка на дом большая – народу приходит много».
Калитка во двор здесь всегда открыта. Вильямсы привыкли к любопытству прохожих. Спрашивают: где парк, нет ли здесь туалета, какого года дом? Журналист Маша Вильямс, 4 года назад волею судьбы оказавшаяся в штате созданного прадедом музея, уже и не удивляется. «Я очень ценю жизнь в этом доме. И каждый день здесь для меня – подарок».
