Мама, стоя на коленях на горячей земле, бережно отворачивает окровавленную тряпку — и целует десятилетнюю Нику, лежащую на земле, в мраморно-белый лобик. Русые волосы спутались в пыли, длинные ресницы недвижны. Рука матери поднимается над телом — и замирает над расплывшимся алым пятном на простынке. Мать отшатывается, боясь причинить боль своему мертвому, единственному ребенку.
Никогда не узнают, что такое — жить без войны
Нику убил украинский снаряд в самом центре Донецка, у дома, где малышка играла днем со своим другом. Соседский мальчик успел убежать, а она — нет. Натовское дальнобойное железо разорвало Нику на три части, разметало останки перед двором. Ритуальщики собирают их, пакуя в черные пакеты, на одни старые носилки перед старым УАЗиком.
Под перезвон мобильных, переговоры силовиков, причитания соседей донецкая мадонна гладит волосы своей, еще теплой девочки, не обращая внимания ни на что. Родители и бабушка с дедушкой обезумели от горя.
Ника, девочка с победным именем, была единственным ребенком в семье, любимым, оберегаемым. И она, и пятилетняя Мира из Макеевки, недавно погибшая при украинском обстреле, никогда не узнают, что такое — жить без войны.
«Я сегодня там был»
Снаряд прилетел в сердце столицы — район, где не было военных объектов, а есть высотный торговый центр, две больницы, закругление трамвая и конечная автобусов, ЗАГС. Здесь пересекаются основные транспортные и пешеходные пути, и та фраза, которую говорят сегодня рыдающие дончане чаще всего: «Я сегодня там был» или «Я должен был там проходить».
Ника жила в небольшом квартале старого частного сектора по улице Челюскинцев, который до войны не успели «перемолотить» под коммерческие высотки. Основная застройка — маленькие домики, бывшие бараки, вросшие в землю, окруженные простенькими цветами. Здесь спокойно, и все соседи знают друг друга, а потому детей под вечер жаркого дня выпустили поиграть рядом с домом.
В этот район не прилетало ничего и никогда, и такое было даже невозможно представить. Люди, расслабленные неделей затишья, жарой, и заверениями об успешности контрбатарейной борьбы, разрешили детям «подышать воздухом».
Весь город оплакивает маленькую девочку, и задает себе вопрос, как дальше жить, и как долго продлится эта жизнь, если для натовских снарядов больше не существует расстояний, а для украинской артиллерии — чести и жалости.
