В понедельник, 9 сентября, в Домодедово приземлился очередной самолет с россиянами и гражданами СНГ, пожелавшими покинуть объятую волнениями страну. Сколько еще будет таких рейсов — пока предсказать сложно. Число беженцев из Сирии, где уже два с половиной года продолжается гражданская война, по данным ООН, составляет около двух миллионов человек. Покидают страну и граждане России: на родину вернулись уже около 700 человек .
Корреспондент АиФ.ру встретилась со Светланой Арнус — россиянкой, которая 30 лет прожила в Сирии, и которую война заставила вернуться на родину. Она рассказала о судьбе наших соотечественников в мятежной Сирии и о том, каково это — жить в чужой стране под обстрелом, когда бомбежки становятся частью повседневности, а в дом в любое время может залететь боевой снаряд.
Светлана Арнус с трудом находит время, чтобы встретиться с нами: начался новый учебный год, и у секретаря кафедры иностранных языков филологического факультета РУДН почти нет свободного времени. В этом же вузе теперь учится и ее дочь Мария, в отличие от мамы, она — гражданка Сирии, имеет статус иностранного студента.
Еще недавно Светлана вместе с мужем Али и дочерью жила в сирийском городе Тартус на побережье Средиземного моря, но война коренным образом поменяла уклад жизни их семьи.
Христиан в Бейрут, алавитов — в могилу
«Помню, как все начиналось, — рассказывает Светлана, — Как-то раз мы записались на экскурсию в Босру — исторический город на юге страны с множеством достопримечательностей. Но внезапно нашу экскурсию отменили — на дорогах стало опасно, в любой момент можно было попасть под обстрел. До 2011 года было более-менее спокойно, а когда начались беспорядки, многие просто боялись выходить на улицу. Стало очень тяжело там находиться. Когда каждый день по телевизору видишь все эти ужасы, невероятно угнетает. Как сейчас помню, показывали, что в крепости Маркаб засели бандиты и устроили там склад оружия. А крепость большая, красивая, из черного камня...Потом они вышли на мост и начали обстреливать трассу Латакия-Дамаск. Начали стрелять во все, что движется, по мирным людям палили».
Решение вернуться в Россию было принято не сразу. В это время ее младшая дочь, Мария, оканчивала школу, и Светлана на всякий случай решила подать ее документы в Русский культурный центр: вдруг удастся поступить в российский вуз и переждать тяжелое время на исторической родине. А пока Маша пошла учиться в местный институт.
Сейчас Светлана с ужасом вспоминает, как провожала дочь на занятия и предупреждала ни в коем случае не садиться в такси: ходили слухи, что бандиты заставляли таксистов работать на себя. Девушку запросто могли похитить и увезти.
«А в самом институте было так: она приходит на занятия, а потом внезапно их ведут на демонстрацию в поддержку действующего президента Башара Асада. В Латакии такие демонстрации обстреливали с крыш, — вспоминает Светлана, — Часто террористы приходили в определенный район, и либо заставляли сотрудничать с ними, либо местные жители сами сбегали. Выкурить бандитов можно было, только лишившись собственного дома — понятно, почему так много беженцев. В Латакии оппозиционеры вынесли лозунг: «Христиан в Бейрут, алавитов в могилу». И этот лозунг они начали претворять в жизнь».
Вскоре был получен ответ от Русского культурного центра: Машу направляли в РУДН как иностранку, по сирийскому паспорту. В Сирии она учиться не стала: когда ситуация в стране обострилась, стало понятно — либо уезжать сейчас, либо оставаться до конца.
Светлана рассказывает, что они до последнего момента не знали, что Маша попадет именно в РУДН: министерство образования может отправить в любую точку России. Правда, в качестве пожелания они указали, что хотели бы в Москву, здесь родственники — старшая дочь Лиза с мужем и детьми.
«Когда ехали ставить Маше учебную визу, было очень страшно: по дороге не знаешь, что случится. Слава богу, все обошлось. А вот моя знакомая, Анхар Кочнева, ехала одна на такси из Тартуса в Дамаск— остановили прорежимные солдаты в асадовской форме. Оказалось, что это переодетые бандиты. Ее держали в заложниках, пока она не сбежала. Многие говорят, что такого не может быть, что это она так пиарится, но я там была, и представляю, что это вполне правдоподобная история», — поясняет Светлана.
Проблем с бумагами по возвращении в Россию не было, потому что все это время Светлана не теряла российского гражданства. У ее дочери Марии оно двойное — русское и сирийское. Отец Маши, Али Арнус, остался в Сирии.
У них другая философия «Бог дал, Бог взял»
«Сирийцы из своей страны ни ногой, до последнего стоять будут. Им некуда идти, это их земля. А сюда не хочет. Очень многие отправляют семьи, а мужчины в Сирии остаются. Но за мужа не боюсь, — говорит Светлана, — У них другая философия: «Бог дал, Бог взял». Они спокойно относятся к этому. А у нас наоборот — «Береженого Бог бережет». Поэтому и стараются все первым делом вывезти детей».
Светлана объяснила, что сейчас русских в Сирии могут преследовать даже не из-за христианской религии, а из-за того, что Россия активно поддерживает режим Башара Асада.
К новой жизни Светлана привыкает довольно быстро. «В голове давно уложилось, что в Сирии — так, а в России — по-другому, вот и все», — улыбаясь, объясняет она. Светлана выкладывает на стол арабский хлеб — в Москве тоже можно приобрести привычные продукты.
В России пришлось привыкать к настоящей работе: последние тридцать лет жизни в арабской стране единственными заботами Светланы были домашние дела. По образованию она учитель физики, и работать в Сирии не могла — не хватало знания языка. Муж Светланы — специалист по производству цемента, жили они в поселке работников цементного завода, и до ближайшего университета, где преподавали арабский язык, нужно было добираться с пересадками около полутора часов. Светлана объясняет, что с разговорным языком у нее проблем нет, но с литературным арабским дела обстоят сложнее.
«Я прошла только два уровня: писать научилась, читаю медленно, но с помощью дочерей, конечно, могу. Знакомые преподавательницы арабского у нас в РУДН звали заниматься, но как же найти время при таком графике...» — рассуждает она.
Привыкнуть к России
Зато у Марии проблем с языками нет: она будущий лингвист, изучает английский и русский языки. В школе она училась на арабском и изучала французский. Правда, после 12 классов сирийской школы переключаться на русский язык и на нашу систему образования ей довольно сложно. Маша рассказала, что адаптация дается ей нелегко: «Сложно привыкнуть к метро и к русской погоде. Там, где мы жили, минимальная температура зимой — плюс восемь, а снега не бывает никогда. Маме там было очень жарко, а я до сих пор в России мерзну».
Маша часто вспоминает своих сирийских знакомых и друзей. На каникулы она собиралась приехать к друзьям в Сирию, но отец строго-настрого запретил — война.
Чтобы дочка не скучала, Светлана часто старается порадовать ее каким-нибудь блюдом по сирийским рецептам: «Например, макдус: баклажан, фаршированный красным перцем, грецкими орехами и чесноком — и затем он долго лежит в масле. Вкус получается специфический, но всем нравится». В домашнем погребе у семьи Арнус хранятся целый склад банок таких фаршированных баклажанов — на случай приступа ностальгии по сирийской жизни.
Светлану всегда восхищала древняя история Сирии и ее богатейшая культура. «Это святая земля. Где не ступи, все святое! Там чувствуется, что Бог где-то рядом» — с восхищением делится она.
Светлана прожила в Сирии тридцать лет, она до сих пор помнит, как впервые попала в эту страну. Конечно, совсем юной девушке из Советского союза культурного шока избежать не удалось.
«Помню, жара стояла страшная. Привыкала я очень медленно, а пока заговорила... Звуки странные, язык непонятный. Но потом постепенно адаптировалась к новой жизни. Да, там иное отношение к женщине, и в семье иначе иерархия выстроена: в первую очередь родители мужа, а дети — в последнюю. Абсолютно другой мир».
Война разделяет семьи
С будущим мужем, Али, Светлану познакомила ее школьная подруга, он приехал в Россию учиться в МХТИ им. Менделеева. Али — алавит, поэтому менять религию Светлане не пришлось: у них с этим намного мягче, чем у суннитов.
Сначала она просто приезжала в Сирию на каникулах, но вскоре Али по распределению направили на цементный завод в городе Тартус. И тогда уже всерьез пришлось задуматься о том, чтобы перебраться в эту страну.
«Когда мы приехали, в 80-х, документы проверяли на каждом шагу, но к русским относились хорошо. Их там было много, в мирное время их очень уважали, — вспоминает Светлана, — Русская диаспора особенно сильна в Тартусе, там еще находится российская военноморская база. Но также многие девушки выходят замуж за сирийцев и приезжают на ПМЖ».
В Тартусе у Светланы много знакомых, но она до сих пор не знает, будут ли они эвакуироваться. В семьях чаще всего больше одного ребенка, детям обязательно нужно получить образование: те, кому удается пристроить их здесь, приезжают. Но учиться на арабском — совсем по-другому, иногда даже самим сирийцам сложно окончить местную школу из-за большого объема информации и вынужденной зубрежки.
«Раньше дети эмигрантов хорошо знали русский, — рассказывает Светлана, — Сейчас многие не знают вообще. Ребенок растет в арабской среде, и русский негде учить, если мама сама не постарается. Я учила дочерей с самого детства».
Другие наши соотечественники уже полностью связали свою жизнь с этой страной, в Сирии работа и стабильный доход — им очень тяжело начинать жизнь в России с нуля, ведь все контакты давно разорваны.
Светлана говорит, война разделила очень много семей: «Одна подруга уехала с сыном, а муж с дочкой остались там. Они жили в Дамаске, сын учился при посольстве. Посольство закрыло российскую школу и вывезло детей сотрудников. Арабскую школу он бы уже не потянул, как-никак, 5 класс, и она уехала с ним в Ростов. Муж ни в какую не хочет уезжать, а старшая дочь доучивается в университете, не может же она просто бросить учебу. Вот так и разделяет семьи война».
«Приходит как-то муж и говорит мне: там русская сидит на берегу с детьми, — продолжает Светлана.- А обычно на солнце на берегу никто не сидит — не принято, да и очень жарко. Оказалось, они сами из Хомса, к ним в квартиру залетел снаряд. Только-только ремонт сделали, а теперь вся квартира разрушена, жить негде, а у них трое детей.
У другой два взрослых сына. Говорит, я же не могу их взять в охапку и уехать? Сыновья поддерживают правительство и твердо намерены стоять до конца — всю жизнь провели там. Если б они пожили тут, в России...»
На вопрос, собирается ли Светлана после окончания сирийского конфликта оставаться в России, или вернется обратно, она только грустно улыбается: «Вот, дочка теперь здесь учится, а я работу нашла. В Сирии страшно, нет никакой уверенности в завтрашнем дне. Так что, пускай тут пока».
