Если учесть, что полтавское, решающее сражение той войны датируется 1709 годом, не так просто понять, почему война продолжалась ещё долгие 12 лет. Историки отвечали на этот вопрос по-разному.
Одни, например, полагали, что главная причина заключалась в том, что Пётр ещё не обладал достаточно мощным флотом. А это давало шведам возможность отсидеться за морем. Но академик Тарле в работе, посвящённой русскому флоту, утверждает, что в мае 1708 года только около Кроншлота на Балтике стояли 12 русских линейных кораблей с 372 орудиями, восемь галер с 64 орудиями, шесть брандеров и два бомбардирских корабля.
Так что, выходит, технические возможности для проведения десанта против Швеции у русских всё-таки имелись. Более того, такие десанты неоднократно и успешно осуществлялись. Только в 1719 году войска адмирала Апраксина и генерала Ласси, разбив многочисленные отряды шведов, прошли по стране, разорив восемь городов, свыше 20 железоделательных, медеплавильных и других заводов.
Ряд историков упрекает Петра в том, что царь слишком погряз во второстепенных саксонских, мекленбургских и датских делах. Определённый резон здесь есть. Пётр, поддавшись укоренившемуся тогда в Европе представлению, что политические вопросы можно решать за счёт брачных связей между царствующими домами, действительно много времени и сил затратил на устройство браков своей родни. Однако и это объяснение всё же сомнительно. Эти хлопоты поглощали немало времени, но не могли всерьёз отвлечь целеустремлённого царя от его главного дела — войны со Швецией.
Ещё одно объяснение — неуступчивый характер Карла XII, не желавшего мириться с поражением. Укрывшись после Полтавы у турецкого султана, он довольно долго пользовался его покровительством, но в конце концов так надоел туркам, что гостя попытались отправить домой силой. В 1713 году произошло курьёзное сражение, вошедшее в историю под турецким словом «калабалык». Сто шведов во главе с Карлом, укрепившись в лагере, где у них было припасено несколько пушек, героически дрались против 12 тысяч янычар, которым был отдан строгий приказ ни в коем случае не убивать дорогого гостя, но обязательно выдворить его за дверь.
В ходе столь редкой военно-дипломатической операции его королевское величество несколько помяли. Как докладывал Петру посол Шафиров, шведский монарх в этом безумном сражении потерял четыре пальца, часть уха и кончик носа. Изгнанному турками королю после 15-летних приключений пришлось, наконец, отправиться домой. В поход Карл выступил с 60-тысячной армией, а вернулся на родину с одним человеком. И тут же снова стал готовиться к войне.
Ясно, что с таким оппонентом договариваться действительно трудно. Однако неожиданно мира и даже самого тесного союза с Россией захотел сам Карл. К этому решению его привела блистательная идея, что, истощив собственные силы, он сможет теперь использовать в своих интересах российский потенциал. Карл всерьёз надеялся с помощью русских компенсировать все понесённые им потери: сначала отвоевав у Дании Норвегию, затем разбив Германию и под конец отобрав английскую корону у Георга. Пётр на фантастические идеи Карла отреагировал словами «странно и удивительно», но на переговоры согласился. Дипломатические контакты даже переросли в работу Аландского конгресса 1718 года.
Многое из того, что замыслил выдумщик Карл, было для России неприемлемым. Поэтому можно предположить, что договориться с фантазёром русские так и не смогли бы. Но судьба всё решила за дипломатов: 14 декабря в Норвегии при осаде крепости Фридрихсгаль шведский монарх погиб. Сначала королевой Швеции стала его младшая сестра, а в 1720 году трон официально занял её муж, принц Гессен-Кассельский. Политический климат в Стокгольме сразу же резко переменился, Швеция переориентировалась на Англию, а переговоры с русскими были свёрнуты. Иначе говоря, несмотря на смерть неугомонного Карла и полное истощение Швеции, перспектива закончить Северную войну стала ещё более туманной.
На самом деле основным препятствием было сильнейшее противодействие мирному процессу со стороны главных политических игроков Европы. Движущим мотивом стал страх перед «русской угрозой». Пётр напугал многих. Слишком неожиданно и быстро Россия из потенциальной колонии превратилась в великую державу. Ещё в 1670 году, за два года до рождения Петра, Лейбниц, один из тогдашних властителей дум на Западе, разработал план, призванный обеспечить на континенте вечный мир. Идея заключалась в том, чтобы завоевательная энергия крупнейших европейских государств направлялась не друг против друга, а в иные регионы. Каждая держава получала свою зону колониальной экспансии. Швеции досталась Россия. Вот только возможность появления на свет Петра Великого план не предусмотрел.
Грохот русских орудий под Полтавой контузил многих европейских политиков. Американский историк Роберт Мэсси пишет: «Европейские политики, которые раньше уделяли делам царя немногим больше внимания, чем шаху Персии или моголу Индии, научились отныне тщательно учитывать русские интересы. Новый баланс сил, установленный тем утром пехотой Шереметева, конницей Меншикова и артиллерией Брюса, руководимыми их двухметровым властелином, сохранится и разовьётся в XVIII, XIX и XX веках».
Пётр спутал Европе карты, и Европа испугалась. А испугавшись, решила, что пусть Россия как можно дольше вязнет в шведских делах. Для этого можно пожертвовать даже самой Швецией, поддерживая в ней иллюзорную надежду на помощь. Что же касается политики Петра, то её можно определить так: если до Полтавы русская дипломатия старалась облегчить решение военных задач, то после Полтавы военные действия обеспечивали решение главной дипломатической задачи — достижения мира со Швецией. Всё, что делала Россия в тот период, современные политологи назвали бы «принуждением к миру». Русские войска то шли вглубь Европы, чтобы добить шведов в Померании, то высаживали десант на территории самой Швеции, уничтожая экономический потенциал противника.
В 1719 году появились планы общеевропейского нападения на Россию. Пётр всё знал, однако проявлял спокойствие: не верил в крепость европейской коалиции, зато был уверен в силе российской армии. В те времена понятие «великой державы» подразумевало главным образом то, что такая страна способна в одиночку справиться с нападением нескольких сильных противников. Царь считал, что Россия к этой роли уже готова.
В конце концов, трезво всё взвесив, с этим выводом согласилась и Европа. Коалиция рухнула, истощённая войной Швеция осталась в одиночестве, а её ближайший партнёр — Англия — порекомендовал согласиться на мир. Ряд условий, первоначально выдвинутых шведами, свидетельствовал, что они всё ещё не отдают себе отчёта в том, насколько изменилось соотношение сил в Европе. Они, например, всерьёз предлагали зафиксировать в мирном договоре пункт, что они «передают» русским Петербург! С таким же успехом русские могли бы предложить передать шведам Стокгольм.
Только 30 августа 1721 года договор наконец подписали. Устанавливался «вечный, истинный и ненарушимый мир на земле и воде». Если до Полтавы шведам предлагался мир, по которому за Россией оставался только Петербург, если после Полтавы русские соглашались на то, чтобы сохранить за собой лишь Петербург и Нарву, то теперь Швеции пришлось уступить России Ингерманландию, часть Карелии, Прибалтику с городами Рига, Ревель, Дерпт, Нарва, Выборг, Кексгольм, с островами Эзель и Даго.
22 октября после торжественной обедни в Троицком соборе Петербурга был зачитан мирный договор и произнесена проповедь, где говорилось, что своими победами Пётр заслужил титулы Великого, Императора Всероссийского и Отца Отечества. Пётр титулы принял, но заметил: «Надеясь на мир, не надлежит ослабевать в воинском деле, дабы с нами так не сталось, как с монархиею греческой» (то есть с Византией).
Мудрый совет, о котором не стоит забывать и сегодня.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
