246 лет назад, 26 августа 1770 г., в Петербурге была опубликована очередная книга «Трудов» Императорского Вольного экономического общества. К тому моменту славный научный альманах выходил трижды в год уже на протяжении пяти лет. Но именно этот августовский номер вызывает жгучий интерес до сих пор. Причина проста — там была напечатана статья писателя и натуралиста Андрея Тимофеевича Болотова «Примечания о картофеле, или земляных яблоках».
Картошку у нас любят и давно уже не мыслят без неё своего существования. Но привычная версия её появления в России является бессовестной ложью от первого до последнего слова. А между тем истинный путь и судьба картофеля в наших краях достойны если не полнометражной киноэпопеи, то уж телесериала точно.
Без Петра Великого
Главное, пора уже забыть нелепую легенду о роли Петра I в распространении картофеля на Руси. Обычно говорят следующее: «Пётр, будучи в Роттердаме, отведал множество блюд из картошки. И распорядился купить на городском рынке мешок отборных семян для отправки в Россию и разведения его в разных краях». Звучит правдоподобно и для среднего уха комфортно — известно же, что всё самое передовое царь-плотник привёз из Голландии.
Но есть один момент, который одним махом перечёркивает красивую байку о «передовых голландцах» и «отсталых русских». Дело в том, что рынок Роттердама был строго регламентирован. Скупые и дотошные бюргеры учитывали всё — и кто что купил, и кто что продал, и какие есть новые товары. И картофель в этих записях впервые упоминается только в 1742 г. Пётр к тому моменту был мёртв уже 17 лет. Совершенно очевидно, что в Голландии при жизни царя-плотника картошку даже не начинали осваивать.
Не годится и шведская версия. Согласно ей, картофель попал к нам в результате Северной войны, которая окончилась в 1721 г. И по которой к России отошли прибалтийские шведские провинции, где якобы уже давно культивировали этот полезный корнеплод.
Такого не могло быть по той простой причине, что шведам картошка на тот момент не была известна. Сомневающиеся могут посетить шведский город Алингсос, на главной площади которого стоит памятник тамошнему уроженцу Юнасу Альстрёмеру. За какие же заслуги ему досталось такое почитание? Хроники города говорят об этом прямо — в 1734 г., спустя 13 лет после окончания войны с Россией, этот торговец и промышленник впервые ввёз в Швецию картофель.
«Тартуфель» — в массы
Между тем в наших краях картошку к тому моменту знали уже неплохо. Во всяком случае, при дворе Анны Иоанновны, которая правила с 1730 по 1740 гг., блюда из картофеля были известны. И совсем не как заморская экзотика. За столом фаворита императрицы, знаменитого казнокрада Эрнста Иоганна Бирона, картошка была в порядке вещей. Штука вкусная, интересная, но не более того. Чуть позже, за столом Анны Леопольдовны, правительницы при малолетнем императоре Иване VI, картошка тоже появлялась регулярно — пусть и не каждый день, но сравнительно часто. И, в общем, помногу. Отчёты дворцовой канцелярии фиксируют следующее: «К банкету 23 июня 1741 г. отпущено тартуфеля по полфунта на человека». Или вот: «К обеду 12 августа 1741 г. отпущено тартуфеля по фунту». 400 с лишним грамм — солидно даже по нынешним меркам. Более того — «тартуфель» доставался не только царям и высшей аристократии. Уже начиналось его распространение. Медленное, но верное. Так, в том же самом 1741 г. офицерам Семёновского полка к праздничному обеду было выделено «тартуфеля по четверти фунта».
Подобным положением вещей в Европе XVIII в. могли похвастаться немногие. С Голландией и Швецией понятно — там едва-едва наметились первые попытки освоение картошки. А вот во Франции, которая претендовала на роль законодательницы мод, в том числе и кулинарных, картошку в лучшем случае изредка давали свиньям. В 1748 г. её и вовсе запретили выращивать на том основании, что «разведение данного растения вызывает ужасные болезни, например проказу». Французским энтузиастам картофеля понадобилось четверть века, чтобы реабилитировать любимый корнеплод — только в 1772 г. Парижский медицинский факультет признал картофель съедобным.
Впрочем, насколько был съедобен картофель, приготовленный по рекомендациям «ведущих диетологов» Европы тех лет, можно судить по конкретному рецепту: «Земляное яблоко надобно порезать и высушить. Смолов его в муку, ты получишь хлеб не хуже господского». На выходе получалась невкусная, очень плотная серая субстанция, мало напоминающая хлеб. Немудрено — сплошной крахмал. Агрономы того времени это понимали и в рекомендациях «блестяще» выкручивались: «Такой хлеб тяжело переваривается, однако несварение не вредит грубым крестьянским желудкам, напротив — так дольше ощущается сытость». По сравнению с этими изысками, отечественная лебеда и сосновая кора, которую подмешивали в муку в голодные годы, кажутся гораздо более здоровым и естественным вариантом.
Ориентация — Север!
В России таких ужасов не знали. Примерно в те же годы популяризацией картошки у нас занимался генерал-лейтенант Яков Сиверс. Он оставил любопытные замечания. Выяснилось, что в южных губерниях к «земляному яблоку» отношения более чем прохладное. А то и вовсе враждебное. Тогда как в северных дело обстоит ровно наоборот: «Крестьяне новгородские охотно его выращивают. Едят же либо сварив, как особое блюдо, либо примешивают ко щам, либо делают из него начинку для некоторого рода пирожных». Что за «пирожные» имел в виду Яков Ефимович — доподлинно не известно. Скорее всего, это были шаньги или калитки — круглые открытые пирожки наподобие ватрушек. Важно иное. Северные области России к тому моменту управлялись с картошкой вполне грамотно. Попытки делать из картофеля хлеб, если и предпринимались, то остались в далёком прошлом. Этот продукт уже не был в диковинку. Он прочно вошёл в местную кухню и обогатил национальную кулинарию. Достичь такого командными мерами, а тем более принуждением, никак нельзя при всём уважении к административным талантам генерала Сиверса. На это должны уйти десятилетия.
Беломорский дебют?
Судя по всему, так и было. Доказать это с документами в руках вряд ли получится — соответствующих записей просто не существует. Однако не исключена вероятность того, что картошка к нам попала неожиданным путём — с берегов Белого моря. И постепенно распространялась не с юга на север, как по всей Европе, а наоборот — с севера на юг. Произойти это могло лет на сто раньше, чем принято считать.
В начале XVII века торговля России с Европой осуществлялась через единственный морской порт — Архангельск. И главными партнёрами русских купцов были англичане. К тому моменту они отлично знали, что такое картофель. Более того — преуспели в культивировании этого корнеплода. Дело в том, что картофель как таковой относится к растениям «длинного дня», что неудивительно, поскольку его родиной считается Перу. В Испании и Италии он прижился отлично. А вот британцам пришлось попотеть. Но усилия увенчались успехом — появился картофель «короткого дня», идеально приспособленный для прохладного лета. Он вполне мог попасть к новгородским крестьянам. Без суеты и фанфар. Просто как дополнительный овощ.
Косвенным подтверждением тому является история русских картофельных бунтов. В середине XIX века несколько лет подряд был серьёзный хлебный недород. Правительство Николая I изо всех сил старалось сгладить ситуацию. В качестве замены хлебу предложили картофель. Крестьяне отказывались от него наотрез. Начались волнения и даже вооружённые выступления. Всё так. Всё правильно. Но — только на юге Российской империи и в Сибири. Северные губернии отнеслись к рекомендациям правительства насчёт картошки на удивление спокойно. Впрочем, если принять версию британского импорта картошки в XVII веке, удивляться не приходится. Русскому Северу картошка была известна уже давно.
