13 мая 1946 года Совет Министров СССР принял документ со скучным названием «Постановление №1017-419сс „Вопросы реактивного вооружения“». Все более поздние успехи СССР в космосе, все нынешние «Тополя» и «Ярсы» родом оттуда.
«Зато мы делаем ракеты»
Считается, что толчком для ракетной активности Совмина стало испытание в США месяцем ранее трофейной немецкой баллистической ракеты «Фау-2». Во время войны немцы обстреливали такими Лондон и даже Париж. Места, где эти ракеты строили и испытывали, входили в советскую зону оккупации. Но первыми их заняли американцы и англичане, которых новые ракетные технологии тоже интересовали.
«У нас не было ни одного полного комплекта технической документации по „Фау-2“, — вспоминал Юрий Победоносцев, главный специалист Сергея Королева по горению ракетного топлива. — Немцы раскидали бумаги из Пенемюнде и Нордхаузена (немецкий полигон, где ракеты испытывали, и завод, где их собирали, — «АиФ») чуть ли не по всей Европе. Их находили в Австрии, в Чехословакии, за сотни километров от ракетных центров. Нельзя было изучать незнакомую технику, имея на руках только руководство для солдат, запускающих ракету».
Тем не менее первую трофейную «Фау-2» в СССР запустили 18 октября 1946 г. Изготовленная на ее базе первая советская баллистическая ракета Р-1 была запущена 10 октября 1948 г. О пути, который пришлось для этого пройти, значительно позднее в книге «Ракеты и люди» рассказал академик Борис Евсеевич Черток. В 1945 году он создавал в Германии институт «Нордхаузен», который чуть позднее возглавил С. П. Королев. Институт должен был освоить трофейную ракетную технику.
Сделать не хуже
В начале августа 1946 года к советским ракетчикам в Германию прибыла высокая правительственная комиссия. В ее составе был министр вооружения генерал-полковник Дмитрий Устинов, будущий министр обороны брежневских времен. Черток так передает его слова:
«Здесь проделана очень большая и важная работа. Нашей промышленности надо будет начинать не с нуля, не с пустого места, научиться вначале тому, что было сделано в Германии. Мы должны точно воспроизвести немецкую технику раньше, чем начнем делать свою. Я знаю, это некоторым не нравится. Вы тоже нашли много недостатков в немецкой ракете и горите желанием сделать по-своему. На первое время мы это запрещаем. Вначале докажите, что можете делать не хуже».
Сперва ракетчики трудились в Германии, но к концу 1946 года все работы там было приказано свернуть. Столицей советского ракетостроения должны были стать подмосковные Подлипки (ныне — Королев), а головным учреждением — НИИ-88 (нынешнее АО «ЦНИИмаш»).
«Напоите их как следует»
Однако покинуть Германию оказалось не так-то просто. «В начале октября все основные руководители института „Нордхаузен“ были собраны на закрытое совещание, — продолжает Борис Черток. — Здесь мы впервые увидели генерал-полковника Серова. О нем мы знали только то, что он заместитель Берии по контрразведке, уполномоченный по этой части в Германии и якобы прямого отношения к внутреннему репрессивному аппарату НКВД не имеет.
Серов, обращаясь ко всем нам, попросил подумать и составить списки с краткими характеристиками тех немецких специалистов, которые, по нашему мнению, могут принести пользу, работая в Союзе. По возможности лишних не брать. Немецких специалистов, которых мы отберем, вывезут в Союз независимо от их желания. Точная дата будет известна в ближайшее время. Уже есть постановление на этот счет. От нас требуются только хорошо проверенные списки без ошибок. Операцию будут осуществлять специально подготовленные оперуполномоченные, каждому из которых придаются военная переводчица и солдаты в помощь для погрузки вещей. Немецким специалистам будет объявлено, что их вывозят для продолжения той же работы в Советский Союз по решению военного командования, ибо здесь работать далее небезопасно.
„Мы разрешаем немцам брать с собой все вещи, — сказал Серов, — даже мебель. С этим у нас небогато. Что касается членов семьи, то это по желанию. Если жена и дети желают остаться, пожалуйста. Если глава семьи требует, чтобы они ехали, заберем. От вас не требуется никаких действий, кроме прощального банкета. Напоите их как следует — легче перенесут такую травму. Об этом решении ничего никому не сообщать, чтобы не началась утечка мозгов!“»
Коровы фрау Грёттруп
Хотели как лучше, а получилось как всегда. За выбранными для работы в СССР немцами приехали в ночь с 22 на 23 октября.
«В 4 часа утра по улицам тихого, крепко спящего города зашумели сотни военных „студебеккеров“, — вспоминал Б. Черток. — Каждый оперуполномоченный заранее присмотрел дом, к которому должен подъехать. Поэтому неразберихи и излишней суеты не было. Переводчица звонила, будила хозяев и объясняла, что у нее срочный приказ Верховного главнокомандования Советской армии. Ошалелые спросонья немцы не сразу брали в толк, почему надо ехать на работу в Советский Союз в 4 часа утра, да еще с семьей и всеми вещами».
Один ракетчик требовал письменных гарантий того, что в СССР ему позволят работать по специальности вместе с Николаем Пилюгиным (еще не академиком) и не отправят в Сибирь. Немец на всякий случай даже отравился, но его откачали.
Заместитель Вернера фон Брауна по электроаппаратуре и системам наведения Гельмут Грёттруп ехать не отказывался, но тут в дело вмешалась его жена. Фрау Грёттруп заявила, что никуда не поедет без двух коров. Дело дошло до генерала Серова, который пожал плечами и велел прицепить к эшелону лишний вагон.
Сам Черток инженеру Грёттрупу явно симпатизировал, а вот его благоверную, судя по всему, терпеть не мог. В Подлипках эта фрау снова попалась ему на пути. Впрочем, это совершенно другая история.
