295 лет назад, 21 февраля 1728 года, граф Генрих Фридрих Бассевич, первый министр голштинского двора, оставил запись: «Родился между полуднем и первым часом дня, здоровым и крепким. Его решено было назвать Карл Петер». Новорождённому, о котором шла речь, суждено будет стать русским императором Петром III.
«Судила о нем со слов врагов»
«Прошло более тридцати лет с той поры, как печальной памяти Пётр III сошел в могилу; и обманутая Европа всё это время судила об этом государе со слов его смертельных врагов или их подлых сторонников». Эти золотые слова принадлежат одному из самых аккуратных, добросовестных, авторитетных и честных историков — Николаю Карамзину. Удивительно, что, прислушиваясь к его мнению по множеству других вопросов, оценку Петра III предпочитают высокомерно игнорировать.
Этот государь, внук русского царя Петра Великого и его смертельного врага, шведского короля Карла XII, до сих пор во всех учебниках описывается как полное ничтожество. Необразованный, невежественный, пьяница, слабоумный идиот, в зрелом возрасте играл в оловянных солдатиков, самодур, преклонялся перед пруссачеством и лебезил перед прусским королём Фридрихом II… Что ещё? А, да — Россию ненавидел до такой степени, что «позорно слил» уже выигранную Семилетнюю войну с Пруссией, добровольно отдав своему кумиру, тому самому Фридриху II, все завоёванные территории. Вот за это его имя полощут и вовсе безжалостно. В самом деле: Россия уже четыре года как владеет всей Восточной Пруссией и Кенигсбергом, а тут такой поворот! Авторитетная сетевая энциклопедия, не утруждая себя, впрочем, ссылками на источники, пишет об этом шаге так: «Все жертвы, весь героизм русских солдат были перечёркнуты единым махом, что выглядело настоящим предательством интересов отечества и государственной изменой».
Каждый русский император считал своим долгом подчеркнуть, что продолжает линию, заложенную великим преобразователем, Петром I. Так было в XVIII веке, так продолжалось и потом — в середине XIX столетия царь Александр II, проводя свои реформы, высшим комплиментом считал сравнение своей деятельности со свершениями Петра Великого. Но лесть и комплименты — весьма шаткие доводы. Если посмотреть на то, кто по-настоящему был целеустремлённым продолжателем политики Петра Великого, то выйдет весьма интересный результат. Первое место в этом забеге среди всех русских государей придётся отдать Петру III. Да-да, тому самому, что продержался на троне всего лишь 186 дней, а из-за «слива» Семилетней войны и заключения союза с Пруссией считается чуть ли не национал-предателем.
Первый шаг к океану
А ведь никакого «слива» не было. К тому моменту, как Петра III свергла с престола его собственная супруга, русские войска по-прежнему занимали всю завоёванную ранее территорию. Более того, склады провианта и боезапас их были пополнены, а к Кенигсбергу отправили русскую эскадру. Самое же интересное, что к тому моменту и сам Пётр был, как говорится, на низком старте — он готовился отправиться с дополнительными войсками в Померанию, где стоял корпус Петра Румянцева. Там русские войска должны были соединиться с прусскими союзниками и вместе ударить по Дании.
Этот странный поворот во внешней политике принято объяснять причинами мелочными. Дескать, Пётр III родился и рос в Голштинии, которую когда-то крепко обидела Дания, отобрав землю Шлезвиг. Возврат Шлезвига стал своего рода навязчивой идеей сначала отца Петра III, а потом и его самого. И вот он, дорвавшись, наконец, до власти в самой крупной и самой сильной военной державе современности, не нашёл ничего лучшего, как втравить Россию в войну за свои родовые земли и замки. За этим следует вывод — ах, как хорошо, что этого самодура всё-таки свергли с престола, а то русские солдаты умирали бы в войне, которая совершенно не нужна государству.
На самом деле готовившаяся война с Данией должна была стать триумфом русского оружия и блистательным завершением того дела, что начал Пётр Великий ещё в 1720-е годы.
Все мы помним, ради чего царь-плотник затеял войну со Швецией. Конечно, ради выхода к морю. И победил, и добился своего — Россия стала морской державой.
Морской — да. Но не океанской. От Мирового Океана и по-настоящему выгодной торговли Балтику отделяют Датские проливы. Захотят датчане их закрыть, и привет — ходи себе морем в Англию, Голландию, Францию и Испанию по старинке, через Архангельск, пару месяцев в году.
Но есть такая территория, которая позволяет обойтись без прохода Датскими проливами. Это Шлезвиг, южная часть Ютландского полуострова. С востока Шлезвиг омывается водами Балтики. С запада — водами Северного моря, где под боком и Голландия, и Англия, и Франция, да и весь Атлантический океан как на ладошке.
Пётр Великий это видит. И приближает к себе вечного неудачника, герцога Голштинии Карла Фридриха — именно у него датчане и оттяпали в своё время Шлезвиг. Причём не просто приближает, а выдаёт за него свою любимую дочь — Анну. Более того. В 1724 году полным ходом идёт дипломатическая подготовка к войне России против Дании, и, возможно, Англии. В ходе этой подготовки Пётр Великий заручается поддержкой Пруссии. Цель войны — овладение Шлезвигом и создание на его западном побережье русской военно-морской базы. В перспективе — проект канала, связывающего Балтику и Северное море, который обесценивал важность Датских проливов и, ко всему прочему, сокращал путь в Атлантику чуть ли не на неделю.
Сбили на взлёте
Ровно те же самые цели преследовал Пётр III, внук Петра Великого, сын Карла Фридриха и Анны Петровны. Ещё пребывая в статусе наследника российского престола, Пётр III по достижении совершеннолетия становится полноправным государем, герцогом Голштинии. Более того, в 1753 году он чеканит серию монет. На серебряных альбертусталерах красуется изображение Петра и его титул: «Пётр Божьей милостью Великий князь Всероссийский, наследник Норвежский, Герцог Шлезвиг-Гольштейнский». Всего таких монет выпущено чуть больше тысячи, то есть они имели чисто представительское значение, демонстрируя политическую программу будущего русского императора.
Ради создания в Шлезвиг-Голштинской земле русского форпоста не жалко отдать союзнику Фридриху и Восточную Пруссию с Кенигсбергом. Что в ней толку, пока Балтика закрыта Датскими проливами? Да и победа русско-прусской коалиции над Данией во всей Европе расценивалась как дело решённое — два сильнейших европейских войска попросту раскатали бы датчан в тонкий блин. Наличие русских войск в Голштинии автоматически бы делало Данию сателлитом России. После чего Балтика превращалась во внутреннее русское море, а Российская Империя получала открытый доступ в Атлантику. Можно ли назвать такую войну ненужной? Можно, конечно, если кому-то вдруг захочется демонстративно оплевать память Петра Великого, который стремился именно к этому, и только скоропостижная его смерть не дала этим планам свершиться. Его внук подошёл к решению проблемы совсем близко. Оставалось сделать даже не шаг — полшага. Но, как говорится, «за полшага до неба — осиновым колом». Переворот 28 июня 1762 года обрушил уже почти свершившийся триумф. Внук, наследник и продолжатель дела Великого Петра был сбит на взлёте.