Победа павшего. Как смертельно раненый Корнилов командовал и держал оборону

Впрочем, ни место, ни даже точная дата рождения будущего адмирала и героя Первой обороны Севастополя официально не установлены. Документы семьи Корниловых были утеряны во время войны 1812 г. Доподлинно известно лишь, что адмирал впоследствии неоднократно называл себя сибиряком, чем очень гордился.

Недостаток бодрости?

Энциклопедии и справочники предпочитают почему-то рассказывать о смерти Корнилова и его посмертной славе. Такое впечатление, что вот маленький Володя родился, а в следующем кадре он, 48-летний, уже на Малаховом кургане с раздробленным бедром и последними словами: «Отстаивайте же Севасто­поль!»

Середину обозначают невнятной скоро­говоркой. Дескать, учёба в Морском кадетском корпусе, звание мичмана, Балтийский флот, Черноморский...

А между тем никакого адмирала могло и не быть. Прошение о зачислении в Морской корпус, трогательно подписанное «Недоросль из дворян Владимир Карнилов» и датированное 1 февраля 1818 г., упёрлось в равнодушное: «Мест нет». Не помогли даже хлопоты отца, действительного статского советника. У Володи, которому всего 12 лет, хватило мужества перенести этот удар, хватило и упрямства — ему отказывали ещё дважды, год за годом. Потом всё же приняли и сразу в старший класс (Володя все эти годы последовательно — класс за классом — проходил программу обучения на дому).

Назначение после выпуска — мичман Придворного Гвардейского морского экипажа. Основная задача — сопровождать императора на прогулках, нечастых и по мелководью — то Кронштадт, то Ораниенбаум. В основном же береговая служба. Зато в столице: смотры, парады, строевой шаг...

В результате послужной список мичмана украсился взысканиями: «Равнодушие к приказам», «Дерзость», «Больше времени уделяет театрам и попойкам, нежели службе» — и прекрасный финал: «Уволить за недостаточной для фронта бодростью».

Странное честолюбие

По сути, это был волчий билет. Для сохранения чести Корнилову следовало оста­вить флот. Но вмешался Михаил Лазарев. Тот самый капитан первой русской круго­светки, перво­открыватель Антарктиды. Ему удалось разглядеть в «распущенной столичной штучке» молодого человека, тоскующего о «настоящем морском деле», будущего героя и вождя. И мичман Корнилов весной 1827 г. был взят на корабль Лазарева «Азов».

А всего через несколько месяцев «Азов» уже участвует в знаменитом Наваринском сражении. Мичман Корнилов командует орудиями нижнего дека. «Азов» топит и сжигает 5 турецких кораблей, в том числе флагман, сам получает 153 пробоины, но остаётся на плаву. А Лазарев пишет о Корнилове: «Один из самых деятельных, расторопных, умелых и исполнительных офицеров». Мичман становится лейтенантом и получает сразу несколько наград — русский орден Святой Анны, английский орден Бани, французский орден Людовика и греческий орден Спасителя.

Он всегда хотел быть первым. Но не ради чинов. Он отправляется в Англию курировать строительство первых русских пароходов, переводит новейшую литературу по военно-морскому делу, добивается создания в Севастополе библиотеки и лично хлопочет над её комплектацией: «Нужны сочинения по географии и истории — необходимая основа для образования хороших капитанов». А между тем его родовое имение уже дважды заложено: «Очень плохи финансы. Поручил распродать высочайшие табакерки». А ещё надо работать над новым Морским уставом и форсировать замену парусного флота пароходным.

Первым морским сражением в злополучной Крымской войне был первый в истории бой паровых кораблей — русский паро­ходофрегат «Владимир» под командованием Корнилова против турецкого «Перваз-Бахри». Полная победа наших. «Турка» буксируют в Севастополь и пере­именовывают в «Корнилов».

Наверное, для Владимира Алексеевича это был единст­венный светлый момент за всю кампанию. Потому что потом главнокомандующий Александр Меншиков приказал «из опасения от англичан» затопить в бухте Севастополя боевой флот — дело всей жизни Корнилова. Один из кораблей, «Три Святителя», никак не хотел тонуть. Его пришлось расстреливать бомбами. Когда он накренился, люди увидели адмирала плачущим. В первый и последний раз. Даже когда ядро раздробило ему бедро и тазо­бедренный сустав, он ни разу не застонал. И жил ещё целых 6 часов. Не просто жил — командовал и держал оборону: «Я буду держаться, пока лично не спихну англичан и французов в море!» И когда ему донесли, что наши метким огнём и безумно смелой вылазкой заставили замолчать не только три французские, но и две английские батареи, да ещё и подорвали неприятельский пороховой погреб, произнёс: «Ура! Ура!» На третье «Ура!» сил уже не осталось — через полминуты Владимир Корнилов умер. Оборона Севастополя, в которую он вложил умение, талант и душу, держалась ещё 327 дней.