Валерий Милашенко сейчас на пенсии, он работал в атомной отрасли, участвовал в ликвидации аварии на Чернобыльской АЭС.
У него сложное отношение к празднованию 9 Мая. «Не к самому Дню Победы, это самая главная дата в нашей семье, а к организации праздника государством», — уточняет Валерий Иванович. И поясняет, что ему по душе былые годы, когда в скверике у Большого театра собирались ветераны со скромными гвоздиками в руках и со слезами на глазах вспоминали былое.
Он сын фронтовика, и в его семье свято хранят память о поколении, отстоявшем нашу свободу. В канун праздника мы решили предоставить ему слово.
Кто заслужил?
— Нужно трезво понимать, что послевоенные поколения не имеют прямого отношения к Победе. Наш удел — вспомнить своих близких (лучше в семейном кругу), рассказать молодым о трагедии и триумфе войны-катастрофы и почтить память погибших. Почему катастрофы? Потому что каждый погибший — это катастрофа в семье.
Ну а долг государства, как представляется мне, — обеспечить немногих оставшихся ветеранов достойной жизнью.
…Когда на заправке мне предложили гвардейскую ленту, я отказался. «Берите — бесплатно!» «Нет, — сказал я. — Она дорого стоит, но я её не заслужил».
А заслужил её мой отец, Иван Потапович Милашенко, который прошёл всю войну командиром торпедного катера. Он участвовал в легендарной операции на Чёрном море по освобождению Новороссийска, начавшейся с высадки морского десанта на Малой земле. О ней командир немецких альпийских стрелков уже после войны сказал, что столь дерзкой и талантливо организованной операции он не видел за всю войну. Это его доподлинные слова, сказанные на камеру. Такого же мнения и наши эксперты, считающие её уникальной в истории войны.
Прорвать нереально?
Придавая огромное значение порту, немцы сосредоточили в этом районе почти миллионную группировку. Линия обороны на суше, так называемая «Голубая линия», была построена немецким гением фортификации и считалась третьей в истории после Мажино (системы французских укреплений на границе с Германией от Бельфора до Лонгийона, построенной в 1934-1935 гг.) и Линии Маннергейма (комплекса оборонительных сооружений между Финским заливом и Ладогой 132-135 км длиной, созданного в 1920-1930 гг.).
Прорвать её было нереально. Оставался только один путь: с моря. Но как? Укреплённость береговой линии, и особенно бухты, была мощнейшей. По разным причинам получилось две фазы операции. На берег западнее города, в район Мысхако, был высажен десант: 1 500 бойцов. Так началась операция на Малой земле, значение которой было несколько девальвировано известной книгой. Эта группировка, выросшая до 37 тыс. бойцов, 225 дней удерживала плацдарм у моря и помогла оттянуть силы противника от главного направления, — Цемесской бухты — а потом участвовала в полном освобождении Новороссийска, атакуя с Запада.
Оставалась сложнейшая задача — прорваться в бухту и высадить десант на береговую линию между её границами, молами, на которых стояли мощные бетонные доты и доты с береговой артиллерией. Достаточно узкий проход между молами перекрывался держащимися на плаву бонами, большими металлическими бочками. Разведка доложила, что между молами, скорее всего, натянут трос, что исключало прорыв катеров с десантом.
Для уточнения данных был отправлен пловец-разведчик. В первую ночь он проплыл 5 км и спрятался в камнях на вражеской территории. Во вторую нашёл трос и замерил его толщину и глубину пролегания. Но, возвращаясь к своим, ошибся в направлении и подорвался на мине. Его подобрали еле живого и доставили в госпиталь, где он, придя в сознание, не мог говорить, а только показал, что трос чуть толще его большого пальца и, когда он стоял на нём, вода была ему до подбородка. Этого было более чем достаточно.
Умельцы на флоте
Стало понятно, что винты торпедных катеров мгновенно выйдут из строя. Требовались оригинальные инженерные решения, которыми уже славились моряки. Например, они установили на катера «Катюши» и успешно расстреливали ими и вражеские катера, и береговые укрепления.
Для подрыва троса решили пустить впереди лёгкие катера-«лимузины» с крючками на фалах и со взрывчаткой. Закрепить взрывчатку на гладкой поверхности бонов не удавалось. Помог случай. Один из офицеров лежал в гамаке, когда его срочно вызвали к начальству. Но он зацепился пуговицами и орденами и освободился только с помощью ножа. Решение было готово.
Собрали все гамаки и волейбольные сетки. К ним можно прикрепить взрывчатку и набрасывать на бону. И ещё для сеток остроумно сконструировали надёжные запалы-взрыватели. Тренировались на макетах несколько дней. Отработали до автоматизма.
Оставалась береговая артиллерия, которая простреливала из бетонных дотов всю бухту вдоль и поперёк. Кто-то вспомнил, как на учениях торпеда отклонилась от курса и врезалась в прибрежные скалы. После взрыва образовался проём, через который мог пройти катер. Ведь у каждой торпеды мощность взрыва была равна мощности 1000-килограммовой авиабомбы.
Вот только известно, что торпеда взрывается от удара, а бетонные стены дотов начинаются на расстоянии 15-30 м от линии моря. Умельцы разработали новый инерционный тип взрывателя, который срабатывал, как только торпеда останавливалась. Результаты испытаний превзошли все ожидания. Торпеда пролетела по гальке 25 м, и раздался страшный взрыв. Важно было подойти как можно ближе к берегу и после отстрела торпеды на полных оборотах отойти подальше.
Не буду описывать ход операции, которая привела к полному освобождению Новороссийска, скажу только, что из захваченных документов стало ясно: немцы предполагали, что она будет проведена в ближайшее время, но не ждали, что именно этой ночью, и не предполагали, что такой дерзкой, продуманной и молниеносной она будет. Катера стартовали через 1 минуту 40 секунд после начала артподготовки и закончили свою акцию через 9 минут!
И ещё. Впервые в морском десантировании участвовали не громоздкие десантные корабли, а только быстроходные торпедные (их скорость — до 90 км/ч) и другие небольшие катера. Они совершали бесчисленное количество рейдов и были относительно неуязвимы.
Звонить уже некому…
Папа никогда не рассказывал о войне, а я, занятый своими юношескими делами, и не спрашивал. Он скоропостижно умер в 55 лет, когда мне было 20. Катер, на котором он воевал, установлен на постаменте на набережной в Новороссийске. И на фотографии церемонии открытия — весь его экипаж, но без командира.
Папа был настоящим морским волком. Он командовал соединениями торпедных катеров в Очакове, Владивостоке и на Южном Сахалине. Когда возвращался из походов, его начищенная кокарда становилась зелёной, ведь на торпедном катере не спрячешься от морской волны. У него много наград, только орденов Красного знамени — три.
Со временем я постарался узнать о боевом прошлом отца. Проехать по тем местам. Все в нашей семье знают о его подвигах и всегда кладут цветы к его могиле и катеру на набережной в Новороссийске, когда бывают там.
Не знаю, что бы он подумал, читая надписи на автомобилях, в том числе и немецких: «Можем повторить», «На Берлин!» Не знаю, какие чувства были бы в его душе при виде гвардейских лент на дорогих авто. Но знаю, что он бы не хотел повторить. И мы не хотим.
Обычно 9 мая мы звонили ветеранам: нашим родственникам и знакомым. Сегодня звонить некому. Мы соберёмся каждый в своей квартире (дочка в Нью-Йорке, сын в Германии, и вся наша большая семья — от Татарстана до Казахстана) и тихо помянем всех, кто выстоял и победил.
