15 июля 1822 года начало свою работу «Восьмое чудо света». Именно так — пышно и с апломбом — называли в отечественной прессе Нижегородскую ярмарку. Надо сказать, некоторые основания для такого определения были. Ежегодное торжище на стрелке Оки и Волги поражало воображение даже бывалых купцов.
А по первому времени вызывало понимающую ухмылку людей, осведомлённых об истинной подоплёке переноса самой крупной ярмарки Российской империи сюда, на низкий, частенько заливаемый берег.
Коррупция — ключ к процветанию?
Вообще, эти места были торговыми очень давно. Почему-то принято возводить традиции оживлённых торжищ на Средней Волге к XIV столетию: дескать, основной и главной точкой купли-продажи было Арское поле у стен Казанского кремля. На самом деле эту традицию запросто можно продлить в прошлое ещё лет на пятьсот. Достаточно вспомнить, что Древняя Русь основные выгоды от транзитной торговли получала с эксплуатации двух путей. Первый — из варяг в греки. Он известен всем со школьной скамьи. О втором вспоминают реже. А ведь он ничуть не уступал первому по товарообороту. И в исторической традиции имеет очень похожее название: из варяг в хазары. То есть из Балтики в Каспий. И даже дальше: в страны Халифата и Китай. Разумеется, по Волге. И именно в междуречье Волги и Оки находят совершенно невероятное количество славянских кладов арабских серебряных монет IX-XI вв.
Нижегородская ярмарка: история феномена в старинных фотографиях
Нижегородская ярмарка: история феномена в старинных фотографиях
Спустя тысячу лет, в XIX веке, ситуация изменилась несильно. Те же славяне, та же территория, снова торговля. Но вопрос стоял несколько иначе. Где надлежит утвердить основное торговое место Российской империи: в Нижнем Новгороде или всё-таки у стен Макарьевского монастыря, что вёрст на 90 ниже по течению Волги?
Сначала уверенно побеждала Макарьевская локация. Торг здесь к тому моменту вёлся уже лет двести, и потому место решили просто как следует оформить, для чего в 1805 г. начали, а в 1810 г. закончили возведение солидных капитальных торговых и административных корпусов, а также гостиниц и вообще всего, что сопутствует ярмарке. Казалось, что близ Макарьева рождается новый центр глобальной транзитной трансконтинентальной торговли.
Однако у ряда влиятельных людей было другое мнение. В частности, у министра коммерции, а впоследствии и министра иностранных дел, графа Николая Румянцева. Он настаивал на том, чтобы торжище перенесли в Нижний. В литературе можно встретить обтекаемое выражение: «Перенос ярмарки состоялся в результате сложных административных мероприятий, главная роль в которых принадлежала графу Румянцеву». Если перевести с эзопова языка политкорректности на человеческий, то выйдет вот что.
Пункт первый. Граф пять лет настаивает на переносе ярмарки.
Пункт второй. С графом потихоньку завязывают знакомства представители нижегородского купечества.
Пункт третий. Внезапно свежепостроенная Макарьевская ярмарка в 1816 г. сгорает дотла. Да так удачно, что огонь не тронул нижегородских коммерческих грузов и складов: уничтожены были только здания, выстроенные за счёт государства.
Пункт четвёртый. На следующий год в выписке из журнала Комитета министров появляется вот что: «Учредить оную ярмарку в Нижнем Новгороде».
Административный ресурс плюс коррупция — великая всё-таки вещь, объективно влияющая на пути Большой истории. В 1822 г. была торжественно открыта новая, построенная ещё более роскошно и широко Нижегородская ярмарка. Которая стала точкой сосредоточения торговли в планетарном масштабе.
Почтение и зависть
«К 10 часам стал доноситься великий шум, подобный грому, прокатывающемуся по небу, или, скорее, подобно гулу, что предшествует землетрясению. Это был рокот 200 тысяч голосов», — так описывает своё первое впечатление от Нижегородской ярмарки писатель Александр Дюма, побывавший в России в 1858-1859 гг. О том, какое место занимала ярмарка в планах литератора на русское путешествие, говорит простое перечисление мест, которые он заранее наметил себе посетить во что бы то ни стало. Петербург и Москва — понятно, две столицы. Бородино — да, безусловно. Дюма как французу это было исключительно интересно. Кавказ — тоже понятно, это «место силы» любимого писателя Дюма: Михаила Лермонтова. А вот Нижегородская ярмарка — отдельный случай. Дюма хотел там побывать просто по той причине, что тема считалась модной. О русском торжище на Волге в Европе говорили очень много. И в основном — в превосходных тонах с оттенками зависти.
Причины были. За неполные 40 лет Нижегородская ярмарка разрослась настолько, что впору было отметить рождение феномена. Если уж признать Россию жандармом тогдашней Европы, то получится, что Нижний был своего рода интендантским складом и полковой казной этой самой жандармерии. В середине XIX столетия стоимость привозимых сюда товаров составляла более 60% стоимости всего импорта Российской империи. Кстати, по той же причине её ещё называли запросто: «Карман России».
Посещаемость — весьма шаткий, даже порочный критерий оценки чего бы то ни было. Но и здесь ярмарка Нижнего Новгорода если не била мировые рекорды, то была как минимум на уровне европейских стандартов. Скажем, Лондонская торговая выставка 1862 г. превозносила своё достижение — 6,2 млн посетителей — как нечто, не имеющее аналогов в мире. На самом деле аналоги были. На Нижегородскую ярмарку ежедневно приходило от 250 до 260 тыс. человек. Если учесть, что она работала с 15 июля по 20 августа, то на круг выйдет 6,7 млн посетителей. Больше, чем Лондон, столица Англии, «мастерской мира» того времени.
Статус «третьей столицы» России оспаривают сразу несколько городов. Но думается, что именно Нижний Новгород имеет на то больше оснований, чем остальные. Главный резон — как раз тамошняя ярмарка. В конце концов, две сверхдержавы наших дней в своё время налаживали дипломатические связи не где-нибудь, а на стрелке Волги и Оки. В 1866 г. туда явилась посольская делегация САСШ — Северо-Американских Соединённых Штатов, обновлённых Гражданской войной. Прирождённые торговцы, они знали, где лучше всего налаживать связи с партнёрами.
Мария Голованивская: «В России никогда не наступит единомыслия» 
Зачем обижаться и заискивать? Не надо! 
Александр Кабаков: «Мы слишком верим в чудо» 
Польша как пример «непереваривания» для Донбасса 
Нужно ли подправлять историю? 
