Придворный поэт, астролог и воспитатель царских детей Симеон Полоцкий зафиксировал: «Явилась на небе близ Марса пресветлая звезда, и кто под ней родился, стяжает великую славу». Так появился на свет царевич Пётр, будущий император Пётр I Великий.
Страсти по Петру
В XVII в. астрология ещё прочно удерживала свои позиции в качестве серьёзной науки. Сильные мира сего сверяли со звёздными прогнозами важные политические планы, а гороскопы наследников престола запросто могли проходить по разряду секретных стратегических документов. В общем, вокруг небесных явлений, сопровождающих рождение русского царевича, разгорелись нешуточные страсти. Причём не только в Москве, но и в Европе.
Свидетельством чего - переписка двух нидерландских учёных. Филолог Николай Гейнзиус был посланником в Москве и в июле 1672 г. обеспокоенно писал в Голландию, что московиты уже составили гороскоп царевича, который предвещает много неприятностей для некоторых европейских государств. На что получил ответ от профессора Лейденского университета Иоанна Гревиуса: «В Голландии также составили и записали предсказания о Петре Алексеевиче - это будет государь, к войне склонный, славный, неприятелям страшный, к иностранцам благосклонный. Но вместе с тем жестокий, необузданный, тщеславный, склонный к пьянству, любовным авантюрам и низкому влечению, к религии пренебрежительный, потрясающий устои общества». Это письмо подлинное, датировано оно 9 апреля 1673 г., что совершенно исключает позднейшие вставки, которые могли базироваться на наблюдении за делами повзрослевшего Петра.
Скорее наоборот. В силу своего впечатляющего гороскопа маленький Пётр, единственной победой которого можно считать отломанную голову у игрушечного турка, что зафиксировано в приходно-расходных книгах Приказа Большого Дворца, стал объектом пристального внимания сильнейших европейских держав. И впоследствии очень многие европейские наблюдатели умышленно или непроизвольно подгоняли свои отзывы о Петре Великом под его гороскоп.
Без жестокости?
Взять хотя бы «пренебрежение к религии». Европейцы часто и с удовольствием писали, что Пётр якобы «окончательно приструнил своих попов, которые всячески мутили народ». Похоже на правду, да? Всем же известно, что он срывал и переплавлял на пушки колокола и отменил патриаршество. Однако при этом забывают, что значительную часть пушек, взятых у шведов при Полтаве, царь отдал Церкви, велев понаделать из них колоколов взамен реквизированных ранее. А о священнослужителях и религии отзывался так: «Попы ныне ставятся малограмотные. Надобно их сперва научить и потом уже ставить в чин, поелику Евангельское ученье и свет его - суть знание Божие, оно паче всего в жизни надобно».
О феноменальной жестокости и необузданности царя в Европе слагали легенды. Иоганн Корб, секретарь австрийского посольства в Москве, писал, как Пётр обошёлся с генералиссимусом Шеиным: «Царь с исказившимся лицом закричал, что изрубит в котлеты весь его полк, а с самого генералиссимуса сдерёт кожу, начиная с ушей. Тем, кто пытался заступиться за Шеина, Пётр нанёс серьёзные раны - у одного оказались перерублены пальцы, у другого надрублены кости головы». Пётр осознавал, что подвержен припадкам гнева: «Я могу управлять другими, но не могу управлять собой». Он с этим по мере сил боролся и жестокостей старался не допускать: «Надлежит взвесить преступления и заслуги виновного, и ежели заслуги перевесят, то милость оказать в суде».
Хороший и дурной
Поскольку гороскоп Петра отмечал его тщеславие, в Европе старались угодить русскому монарху, предлагая во время его визитов самые роскошные апартаменты и соблазняя светскими развлечениями вроде охоты и широких пиров. Это иногда вело к забавным конфузам. Как, например, во Франции, которую русский царь посетил ровно 300 лет назад - летом 1717 г. Прибыв в Дюнкерк, он тут же получил приглашение принять участие в охоте на зайцев. Предполагая, что это часть протокола, Пётр согласился. Но не преминул заметить: «Эта забава не для меня; я должен вне государства гоняться за отважным неприятелем, а в государстве моём укрощать упорных подданных». В Лувре ему предложили «самую богатую и красивую в мире постель». Она некогда была заказана для Людовика XIV, «короля-Солнца». В пиршественном зале был накрыт роскошный стол, поражавший разнообразием блюд французской кухни, уже тогда самой изысканной в мире. Что сделал Пётр? Попросил предоставить ему помещение поскромнее. А когда русских разместили в отеле «Ледигьер», поставил свою походную постель в гардеробной. С угощением же обошёлся так: «Русский монарх спросил себе кусок хлеба и печёной репы. Запив эту скромную трапезу двумя стаканами пива, удалился восвояси».
Ближе прочих к разгадке настоящей, а не придуманной личности первого русского императора подобралась курфюрстина ганноверская Софья, записавшая в своём дневнике: «Это человек очень хороший и вместе очень дурной. В нравственном отношении он полный представитель своей страны».