В феврале 2013 года президент РФ Владимир Путин заявил о необходимости разработки единых учебников истории России для средней школы — без внутренних противоречий и двойных толкований. Однако появление текста концепции нового учебного курса сразу же вызвало бурю дискуссий. Большинство замечаний экспертов и просто любителей русской истории — критические. Доктор исторических наук, лауреат президентской премии в сфере образования Дмитрий Володихин рассказал АиФ.ru о том, заслуживает ли концепция такого отношения.
Новая научная база
АиФ.ru: Разработчики концепции единого учебного курса по истории России снабдили свою работу огромной теоретической базой и претендуют на методическую безупречность. Можно ли оспорить эту работу?
Дмитрий Володихин: И можно, и нужно. Многословие никогда не являлось признаком основательности. Разработчики концепции с маниакальным упорством стараются вывести учебник по истории из современных законодательных актов РФ. Однако учебник по истории должен строиться на достижениях исторической науки, а его самые общие основания — на философии истории, а не на выдержках из сферы права.
— В таком случае, насколько логично изложен фактический материал?
— На мой взгляд, очевиден перекос в изложении советского периода. Возьмем, к примеру, раздел VIII. Он содержит в себе историю СССР с 1945 по 1991 год — итого 46 лет. Под этот кусочек нашей истории отдано 11 страниц. Много это или мало? Смотря с чем сравнивать. Ровно столько же досталось всему периоду от убийства Павла I до 1917 года, занимающему 116 лет. А вот эпоха Московского государства (200 лет!) уместилась всего-то в 7 страниц. Адекватно ли это? Сомневаюсь.
Всё это — точные цитаты из концепции. По ним можно судить, сколь «судьбоносные» темы станут осваивать ребята из старших классов. Складывается ощущение, что составители концепции не столько стремились дать учащимся четкую, хорошо систематизированную информацию по советскому периоду, сколько искали способ польстить народу.
Забыли о победах, помним о трагедиях
— Можно ли утверждать, что у концепции — патриотический «уклон»?
— Я полагаю, что нет. Человек, искренне любящий свой народ, свою страну, свою историю, сразу же увидит, что гипертрофия советского периода вовсе не исключила ультралиберального подхода к другим эпохам российской истории.
В методическом предисловии говорится: «В школьном курсе должен преобладать пафос созидания, позитивный настрой в восприятии отечественной истории. Тем не менее, у учащихся не должно сформироваться представление, что история России — это череда триумфальных шествий и побед. В историческом прошлом нашей страны были и трагические периоды (смуты, революции, гражданские войны, политические репрессии и др.), без освещения которых представление о прошлом во всем его многообразии не может считаться полноценным. Трагедии нельзя замалчивать».
Теоретически — всё правильно. На практике... О трагедиях сказано и впрямь достаточно. Возьмем, например, раздел, повествующий о России в XIX — начале XX века. Цусиму составители концепции не забыли, она упомянута дважды. Это ведь поражение, трагедия. А вот великие морские победы при Наварине и Синопе оставлены за бортом. Как, впрочем, и взятие Плевны, а также все победы русского оружия в ходе русско-турецкой войны 1877-1878 годов. Это избирательный подход, смысл которого мне трудно понять.
— Разве Россия не показана сильным независимым участником мировой истории?
— Авторы столь часто подчеркивают необходимость показать историю России как часть «мирового исторического процесса» (этим словосочетанием обозначен исторический процесс в Западной Европе), что возникает сомнение в самостоятельной ценности собственного российского исторического опыта. Как будто Россия не была полноправным «игроком» на поле истории, а всего лишь сидела на трибуне и жадно всматривалась в игру «исторических» наций «мирового» уровня. Хотелось бы обратить внимание: нигде в концепции не сказано, что историческая судьба России столь же ценна и столь же значима, как историческая судьба Европы или каких-либо иных областей мира.
Сгладили «острые» моменты
— В ходе обсуждения концепции появилось много «острых» вопросов. Какие из них были решены?
— Кажется, больше всего спорили о замене устоявшегося в науке и практике понятия «монголо-татарское иго» на безликие и нейтральные: «зависимость Руси от Орды» и даже «взаимоотношения Руси и Орды». После многочисленных возражений в прессе и в научной среде появилась поправка: один раз в скобках было введено понятие «ордынское иго». В остальных случаях сохраняются новоизобретенные «сглаживающие» термины.
Таким образом, создается впечатление случайности, необязательности слова «иго», что является прямым искажением исторической действительности. На протяжении долгого времени Русь переживала не просто «зависимость» от Орды, а тяжелейший гнет. Ни о каком мирном сосуществовании речи быть не может. А отказ от слова «иго» в пользу «более мягких» слов вызывает ассоциации с мирным вассалитетом, межгосударственным диалогом, который спокойно завершился после исчезновения Золотой Орды.
Эта ассоциация — ложная, она коверкает нашу историю в угоду требованиям «текущего момента» в идеологии. Для учебника истории это недопустимо, а в общественном смысле еще и опасно, поскольку создает почву для радикальных националистических настроений. Необходимо полностью отказаться от искусственных категорий и оставить единственный адекватный термин — «ордынское иго».
— Насколько отражена в концепции история духовной жизни в нашей стране?
— Очень неравномерно. Если взять XIX век, то там просвещение представлено с исключительной, может быть, даже избыточной подробностью. Период Допетровской России, напротив, подан весьма бледно, особенно эпоха Московского государства XVI и XVII века.
Может быть, сказалась принципиальная позиция разработчиков концепции: как можно меньше давать учащимся историю конфессий и особенно историю Русской церкви. На протяжении всего этого периода Русская Православная Церковь занимала ведущее место в культуре нашей страны, в ее духовной жизни, значительно влияла на государственный строй и большую политику. В концепции проигнорированы жизнь и деяния крупнейших церковных деятелей. Без митрополита Макария немыслима история просвещения в России. Без Нила Сорского — история общественной мысли. Без патриарха Иова — учреждение патриаршества. Но об этих личностях не сказано ни единого слова. И тема просвещения оказалась почти забытой именно потому, что напрямую связана с церковной историей.
Таков, наверное, основной недостаток концепции, идущий через весь ее текст: в ней слишком много сегодняшнего дня. Современная политика и современная идеология слишком многое продиктовали разработчикам концепции.
