На пограничном КПП Шерхан-Бандар бородатый талиб в очках, в сандалиях на босу ногу (американская винтовка М-16 стоит в углу) вертит в руках мой паспорт. «У тебя нет визы Афганистана». «Да вот же она!» «Что, правда? Извини, я плохо читать умею». «Да Господи, как же ты на посту-то работаешь?» — мысленно удивляюсь я. Боевики просят открыть чемодан и с детским любопытством роются в моих вещах. Книга Марка Твена «Янки при дворе короля Артура» их поражает. «О чём она?» «Просто юмор, как человек оказался в другом времени». «Там нет ничего против ислама?» «Нет, будьте уверены».
Никакого ПЦР-теста или сертификата о вакцинации для въезда не требуется — в Афганистане в принципе не знают, что это такое. Командир КПП звонит в город, и мне дают сопровождающего до Кундуза — следуем в пресс-отдел движения «Талибан» (Организация запрещена в РФ). Мы едем по шоссе мимо заброшенных военных баз. «Там солдаты были, которые за американцев, — говорит талиб. — Из этой сбежали, ту мы сожгли, а здесь сопротивлялись». «И что вы с ними сделали?» Талиб с улыбкой показывает: сжимает кулак и проводит под ним другой рукой — ну то есть, перерезали горло. Дальше уже спрашивать не хочется.
«Прости, она ненормальная»
В Кундузе повсюду разъезжают джипы с пулемётами под белым флагом «Талибана». Меня встречает говорящий на английском молодой талиб Абдулла и везёт в чайхану обедать. Вся чайхана не сводит глаз с чужака, будто привели слона из цирка: некоторые люди просят разрешения со мной сфотографироваться. Заплатить за еду не дают.
«Ты наш гость, — возражает талиб. — Мой отец воевал с русскими, был ранен. Он говорил — шурави храбрые солдаты, а не эти американские собаки. Я уважаю русских, и мы тут не захватчики, а народная армия. Вот спроси людей, нравится им власть „Талибана“?» В присутствии талиба все хором заверяют меня, что «Талибан» им очень-очень нравится.
Мы отправляемся на автовокзал Кундуза, и там мне находят машину до Кабула. Место рядом с водителем стоит 1500 афгани (1160 рублей), со мной поедут ещё три человека. Моё лицо порыжело от афганской пыли, захожу в общественный туалет умыться. На выходе стоят старики, продают туалетную бумагу вытереть руки, клочок — 1 афгани. Водитель уходит взять воды. Вдруг рядом со мной звучно бухается камень. Я в удивлении поворачиваюсь и вижу, как талибы перегораживают дорогу женщине в голубой парандже: в руках у дамы ещё один булыжник, она громко, визгливо что-то кричит в мою сторону. Боевики оттесняют её к магазину. «Прости, она ненормальная, — объясняет Абдулла. — У неё американцы двух сыновей-подростков застрелили: их маршрутка слишком быстро ехала, открыли огонь и всех убили. Ты просто выглядишь, как американец». «Я не из США». «Ей теперь всё равно». Женщина сидит в пыли и воет.
«Американский пёс»
Я спрашиваю: можно купить афганскую сим-карту к телефону? Меня отвозят в офис, симка на 20 гигабайт стоит 1100 афгани — 850 рублей. Связь ниже среднего, но терпимо — это же Афганистан. Талиб Абдулла переписывает номера машины, вбивает в память смартфона сотовый у водителя, фотографирует автомобиль. Он сообщает: «Ночью старайся далеко от машины не отходить, тебя сразу зарежут — тут в горах ещё шалят бандиты, сражающиеся против законной власти». О том, что законная власть ещё 2,5 месяца назад сама считалась спустившимися с гор бандитами, Абдулла глубокомысленно умалчивает.
Водитель Мохаммед трясётся, находящийся рядом англоязычный афганец переводит: «С вами что-то случится — со всей моей семьёй будут проблемы. Ведите себя осторожно, пожалейте меня». Движемся по вконец раздолбанной дороге под громкую музыку с грохотом и завываниями. «Нравится?» — интересуется Мохаммед. «Да, вообще фантастика», — отвечаю я, мучительно страдая, что не взял наушники из багажа. То и дело объезжаем воронки от бомб и снарядов — ещё в августе здесь велись бои. Попутчики (один немного знает английский, другой арабский, третий русский язык) обсуждают политику. Они говорят, что бывший президент Ашраф Гани — «американский пёс», Хамид Карзай — «прозападная сволочь», а вот просоветский президент Наджибулла молодец, и шурави отличные ребята.
Мы проезжаем туннель на горном перевале Саланг, попутчики машут руками: «Э, посмотри, как красиво! Это шурави сделали! А что Америка нам построила? Только могилы!» Пыль стоит в воздухе таким столбом, что не видно фар, и один раз мы едва не врезались в грузовик. По пути до Кабула наиболее опасны не повстанцы или боевики враждующего с «Талибаном» движения ИГ*, а разухабистый афганский стиль дорожного вождения. Недаром во всех городах не существует ни одного светофора.
«К русским хорошо относимся»
От Кундуза до Кабула всего 335 километров, но мы тащимся 8 с половиной часов. Пробки дикие, машины не едут, а ползут, где-то скорость не превышает 10 км в час. По обочинам громоздится сгоревшая техника правительственных войск. Быстроту снижают и КПП талибов вдоль всего пути. Где-то лениво говорят «Ассалам алейкум» и тут же пропускают, где-то останавливают машину, обыскивают багаж и пассажиров. Ко мне докапываются практически постоянно. Масса талибов из горных деревень не умеют читать и писать — мой паспорт они держат вверх ногами, не в состоянии прочесть английскую надпись. «Ты из Ирана?» «Из России». «Тут написано — Иран». «Блин, это виза Ирана! А паспорт российский». Один талиб настаивает, что мой багаж нужно обыскать. Пассажиры лезут в бутылку: «Это гость! Ты афганец или кто?» Начальник КПП извиняется: «Он молодой, его дед на джихаде против шурави погиб». Боевик остывает: «Я не хотел обидеть. Мы хорошо к России относимся». Мы уходим к машине, но талиб меня догоняет. «Можно сфотографироваться?» «Да на здоровье». Кстати, у всех боевиков смартфоны, и они очень активно используют мессенджер whatsapp. У самого въезда в Кабул меня задерживают. Талибы долго изучают паспорт, пресс-аккредитацию, и мне приходится звонить в Кундуз Абдулле. Тот «разруливает» ситуацию. Талибы прикладывают руку к сердцу: «Сорри, мистер». Один из них говорит: «Шурави, если проблемы с гостиницей, я приглашаю тебя ночевать в мой дом». «Да нет, спасибо».
«Любим шурави, скучаем»
Мы останавливаемся на поздний ужин. Есть мне не хочется (жутко устал), но попутчики настойчиво приглашают за стол. В полуразвалившемся кафе подают кебаб из бараньей печени и речную рыбу. Цены для меня смешные: порция кебаба с лепешкой, овощами на тарелке и чайником зелёного чая стоит 140 рублей, но для афганцев это дорого — средняя зарплата в маленьких городках 4500 афгани (3500 рублей). Поэтому едят они тщательно, собирая все крошки от хлеба. Талиб Абдулла из Кундуза постоянно звонит водителю, отслеживая моё передвижение. «Брат, не волнуйся, ты доедешь в безопасности. Расскажи русским — мы честно хотим, чтобы в Афганистане кончилась война». Шофёр клянётся Аллахом, что доставит меня в лучшем виде.
Мы въезжаем в Кабул заполночь. На последнем КПП талиб требует глянуть фото на моём телефоне. «На». «О, красивые снимки. Нравится наш исламский эмират Афганистан?» «Да, просто обожаю». «Счастливого пути, шурави». Я захожу в номер гостиницы и засыпаю не раздевшись. Утром выхожу на улицу — нужна местная валюта. Вчера курс был 90 афгани за доллар, а сегодня 93, обменом занимаются уличные дилеры. Валютчик заводит со мной беседу по-русски. «Любим шурави, скучаем. Америка — плохо!» Даже при талибах Кабул не меняется.
