Родителям было за сорок. Чуть побольше, чем мне сейчас. С тогдашней моей точки зрения – люди пожилые, безнадежные. Сейчас ясно – нет, просто взрослые. Всего-навсего. Самая неприятная пора. Вокруг только старые да малые, так что приходится брать всю ответственность на себя. Просто потому, что больше тянуть воз некому.
Когда в 90‑е начало рушиться все, родители впали в панику. Деньги обесценивались, из магазинов все исчезло, работы либо не было, либо за нее не платили. Никто не знал, что будет дальше. Ждали войны – мировой, гражданской, конца света. Кое-где и правда громыхало: то одна, то другая братская прежде республика вспыхивала на карте, надуваясь огненным шаром. Национализм, цинизм, фашизм – все, что раньше считалось не достойным настоящего человека, выползло сперва на волю, потом и на передний план. На вершине пищевой пирамиды закрутились самые наглые, самые безголовые, беспринципные… Преступники, спекулянты. Политики. Дельцы.
Это я все про 90‑е. Не подумайте. Все совпадения случайны. Сейчас все не так. Мы живем в могучей и счастливой стране в окружении кольца врагов. Но мне страшно.
В 90‑е я не боялась – еще чего! Было весело. Все было впереди, все – по плечу. А вот родители были в ужасе. Потому что старые и слабые – думала я тогда бессердечно. Потому что взрослые и ответственные – как стало ясно сейчас. Родители боялись не за себя – за других. И теперь, только теперь, когда все стало рушиться в очередной раз, я их, наконец, понимаю.
Мне, правда, страшно. Не за себя, нет. Мне, как и в 90‑е, немного надо. Разве что рваные колготки не так веселят. Но что будет с другими? С теми, чьи операции и капельницы стали стоить миллионы? С теми, кому раньше помогали все, а теперь – никто. Потому что своих забот полно. А забот, и правда, много. Если не будет работы, как помогать состарившимся родителям? Как ехать к ним за тридевять земель, если даже поездка в общественном транспорте превратилась в финансовое приключение? Чем кормить детей? Нет, магазины не пустеют. Пустеют кошельки. Я работаю столько же, даже больше, чем прежде, я не хочу фуа-гра и пармезана, но я теперь считаю мандарины ребенку. Мама считала яйца. Бабушка – картофелины. Прабабушка – хлеб. Позитив налицо. Жить стало лучше, товарищи. Я бы даже сказала – более лучше.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
