В педиатрической онкологической практике ситуация несколько иная. За счет чего?
Слово – главному детскому гематологу Минздрава РФ, директору ФНКЦ детской гематологии, онкологии и иммунологии им. Д. Рогачева, профессору Александру Румянцеву.
Формула мастера
Татьяна Гурьянова, «АиФ. Здоровье»: – Александр Григорьевич, когда лет двадцать назад я впервые брала у вас интервью, особыми успехами наша детская гематология похвастаться не могла. Ситуация изменилась?
Александр Румянцев: – Радикально! За 50 лет, что прошли с создания первого гематологического отделения в Морозовской детской городской клинической больнице, вопрос жить или не жить у детей, больных лейкемией (рак крови. – Ред.), теперь уже не стоит. Мы ориентированы только на выздоровление! Судите сами: если в 1991 году десятилетняя выживаемость детей с лейкемией у нас в стране составляла лишь 7,9%, а в США и в Германии, выживали 70%, сегодня наш российский протокол лечения рака крови входит в топ лучших мировых протоколов. А выживаемость детей c лейкемией по России – больше 80%. При этом за последние 20 лет у нас не появилось ни одного нового лекарства.
– За счет чего произошел такой прорыв?
– За счет четкой организации работы. Да, мы используем старые препараты, но по жестко определенным технологиям. Немцы называют это «формулой мастера». И мы эту систему внедрили. Более того, мы успешно конкурируем со многими нашими западными коллегами, которые уже приезжают к нам перенимать опыт. На сегодняшний день ФНКЦ детской гематологии, онкологии и иммунологии – самый крупный детский медицинский центр высоких технологий в Европе, в котором одновременно лечатся 425 детей со смертельными заболеваниями. У нас работают врачи 28 различных узких специальностей. И такая концентрация специалистов, способных провести всю технологическую лечебную цепочку от начала до конца, оказалась экономически более выгодной, чем разброс по мелким, разрозненным отделениям.
– Не говоря уже об очевидных плюсах для научной работы… Она у вас ведется?
– За последнее время мы открыли причины нескольких абсолютно новых заболеваний, установили причину одного из видов заболеваний тромбоцитов, открыли два новых иммунодефицита, описали несколько абсолютно необычных расстройств и заболеваний. И благодаря этому входим сегодня в тройку ведущих учреждений Минздрава России.
Новые горизонты
– Вот только, кроме вашего центра, выбирать родителям онкобольного ребенка, должно быть, особенно не из чего…
– Это уже не так. Сегодня центры детской онкологии и гематологии есть в 60 регионах России. Вскоре к ним прибавится современный, инновационный Детский онкологический центр в Чечне. При этом все мы работаем по единым стандартизированным протоколам лечения. От Владивостока до Калининграда все дети у нас получают одинаковую противоопухолевую терапию.
Расширилась и география лечебных учреждений, в которых проводится трансплантация костного мозга. На сегодняшний день помимо нашего центра и РДКБ этим занимаются в Институте трансплантологии и гематологии им. Раисы Горбачевой в Санкт-Петербурге, а также в Нижнем Новгороде, в Екатеринбурге, в Новосибирске…
Параллельно идет и большая совместная научная работа по внедрению инновационного протокола лечения, направленного на улучшение выживаемости пациентов и качества их жизни. Сегодня в этой работе вместе с нашим центром принимают участие 48 субъектов Российской Федерации, а также Белоруссия, Казахстан, Узбекистан. Ежегодно в эту программу мы рекрутируем до 700 детей, больных острым лимфобластным лейкозом, что составляет примерно 70% всех юных пациентов с этим диагнозом.
– Слышала, что вам удалось создать реабилитационный центр для детей, выздоравливающих от рака…
– Да, сегодня онкологические заболевания из ранга смертельных переходят в ранг хронических, которые подлежат лечению. Однако не секрет, что ни один ребенок, перенесший такое заболевание и тотальное противоопухолевое лечение, не является принципиально здоровым: после столь серьезного вмешательства в организм маленьких пациентов у них появляется множество проблем. Следующий обязательный этап – реабилитация.
И в прошлом году при поддержке Президента РФ мы организовали на территории бывшего подмосковного санатория Совмина СССР Центр высоких медицинских технологий по реабилитации детей, выздоровевших от рака. При этом впервые в рамках ОМС мы подготовили 17 клинических рекомендаций и медико-экономических стандартов, получив тарифы на проведение реабилитации 4 тысяч детей, переживших трансплантацию костного мозга, с опухолями головного мозга, с новообразованиями внутренних органов и выздоровевших от рака. Следующий этап, к которому мы идем и которого обязательно достигнем, – это реабилитация семей онкобольных детей.
От мечты – к реальности
– Вашим коллегам из «взрослой» онкологической сети о подобном остается лишь мечтать…
– Эти мечты вполне реальны, если подойти к делу рационально, четко выстроив систему «поликлиника–дневной стационар–стационар», когда онкологический пациент находится в непрерывном процессе медицинского наблюдения и лечения. Но еще больших успехов можно было бы добиться, начав лечить взрослых по детским протоколам.
– Детским?!
– Такой опыт у нас уже был. Еще в советские времена. В порядке эксперимента на базе взрослых онкологических отделений некоторых лечебных учреждений Москвы мы взяли на детские протоколы лечения лейкозов, лимфом, лимфогранулематоза сперва подростков от 18 до 21 года, а затем – и молодежь до 28 лет. И получили фантастический результат: взрослые участники этой программы стали выздоравливать! За эту работу группа врачей Боткинской больницы и сотрудников РДКБ, в котором я тогда работал, получили премию правительства Москвы.
И сегодня сотрудники нашего центра вновь приглашены правительством Москвы во взрослую онкологическую городскую сеть для внедрения принципиально новых подходов в организации онкологической помощи населению.
– В чем они заключаются?
– В другой идеологии. Во взрослой онкологии на первое место ставится задача улучшения качества жизни пациента. Главная задача детской онкологии – выздоровление, поэтому у нас более жесткие протоколы лечения, отличающиеся большей интенсивностью, но с обязательной сопроводительной терапией, в которую включены трансфузия (переливание крови. – Ред.), противорвотные препараты, антибиотики, лечебное питание… Опыт показывает: одно лишь четкое соблюдение протоколов поддерживающей терапии может обеспечить до 25% выживаемости онкологических больных!
– Но потянет ли финансово перегруженная взрослая онкологическая сеть столь фундаментальный подход, тем более сейчас, в период кризиса?
– В полном объеме потянуть онкологическую помощь населению не может себе позволить ни одно, даже самое продвинутое государство. За границей люди живут очень скромно, откладывая деньги на здоровье, образование… Пора уже и нам брать с них пример. Надо учиться жить в условиях кризиса. Другого пути у нас нет.
