Борьба зла со злом
Валентина Оберемко, «АиФ»: — Иван, вы снялись в новом сериале «Ростов» от « Киностудии КИТ». Признайтесь, что такого привлекательного вы нашли в герое — преступнике Котелке, что решили его сыграть?
Иван Охлобыстин: — Котелок — многогранный образ. Он человек набожный, ищущий абсолюта. Но носит котелок — значит, пижон. Плюс хромированный пистолет и по поведенческим реакциям он довольно дикий дядька: если купцы, которых он облагал налогами, ему не платили — выдавливал им глаза.
И места съёмок, конечно же. Все знают Одессу-маму — портовый город, запах морского бриза. А Ростов-папа — торговые пути, там всё сгружали и разгружали. Степи, ширь, дикое, яркое смешение кровей.
Разумеется, там, где много материального добра и политическая ситуация неясна — то красные завоюют, то белые, — возникало много очагов преступного мира. В Ростове была самая большая тюрьма. А в революцию вообще начался хаос. Вопрос с ростовской преступностью решил Дзержинский. Послал в Ростов своего человека — из латышских. А они же вдумчивые, дотошные до степени гениальности. Человек тот решил нанять представителя преступного мира, коммуниста Козыря, которого играет Артурчик. Тот подобрал разных уголовников и начал довольно успешную борьбу зла со злом. Первый, с кем он справился, был я. Точнее, мой персонаж.
— Говорят, история движется по спирали. Есть связь между тем, что происходило в России в 1920-е и в 1990-е?
— Конечно! Принято демонизировать и 1920-е, и 1990-е. Да, это был экстрим, тектоническое смещение исторических пластов. Люди не то чтобы терялись в них — они падали в эту пропасть годами, не понимая, за что зацепиться. Всё обрушилось — привычные связи, представления. Но в этом хаосе человек мог реализовывать себя как в душегубке, так и в высокой поэзии, потому что не было никаких границ а бсолютно.
— За высокую поэзию особо не платили...
— Высокая поэзия тем не менее оттуда и вышла: стресс, большие чувства — этим питается художник. Он ведь, как вампир, живёт на переживаниях. В 1920-е на сцену вышел художник, существующий в гуще событий. Например, Бальмонт — безумный, психбольной. Оттуда же и Маяковский со своими новыми ритмами, оттуда же и вся эта уголовная романтика.
1990-е — то же самое: ворьё, менты, Курёхин, Солоник. Это я беру героев из разных сфер проявлений человеческих страстей.
А что там, в будущем?
— Вы говорите, что ваш герой был человек набожный, но при этом сам глаза купцам выдавливал. Какие-то двойные стандарты получаются!
— Совершенны только ангелы, а они на небе. Есть хорошая песня о Кудеяре, раскаявшемся злодее-душегубе. Как сказал ему ангел, которому он в грехах каялся: «Ты этим ножом столько людей убил. Вот большое дерево. Срежь его. Когда оно упадёт, грехи твои будут прощены». Всю жизнь Кудеяр резал дерево. Старый, немощный стал. Мимо ехал юноша на лошади, нарядный, а впереди девка бежала. Юноша узнал в этом человеке разбойника, говорит: «Ого, знаменитый разбойник! Пойдём девку понасилим, потом вина попьём». Дрогнуло сердце разбойника, и этим ножом он зарезал царевича. В этот момент подул ветер, и дерево упало. Как я могу судить людей? Недаром говорят: «От тюрьмы и от сумы не зарекайся».
— Но всё-таки злодеи бывают разные. Вспомните трагедию в Керчи или в других российских школах, где дети расстреливали других детей...
— У того ребёнка из Керчи не было иного выхода. Это не повод стрелять, разумеется. Но он понимал, что ничего не получит в этой жизни, потому что он не сын олигарха или чиновника, а сын пьяницы и последовательницы «свидетелей Иеговы». У него не было ни Бога, ни б удущего. Это была абсолютная пустота, и такой пустотой наполнены наши регионы. Мы ничего не делаем для молодёжи. Дети не увлечены ничем, они видят бесперспективность всего. Творчества в жизни мало. Они едят то, что даётся им из телевизора. А у нас в телевизоре что даётся? Там все самые срамные передачи, потому что они лучше всего окупаются. И в логике этого современного мира вполне логичен мальчик, который будет стрелять в других мальчиков и девочек.
Но вот лично мне кипежа не надо. Раньше я был весёлый и озорной — по возрасту полагалось. А сейчас у меня ответ ственность. Я даже на мотоцикле не езжу, потому что ездить быстро — это безнравственно, а медленно — глупо. Я за то, чтобы всё было стабильно.
— У вас тоже был момент, когда вы говорили: «Детей много, а денег нет даже на еду». Злости тогда не испытывали?
— Нет! Наоборот, испытывал счастье, что у меня есть большая семья. Мне было прикольно, потому что я люблю движухи. Знаете, у моих детей были со браны ранцы на случай, если, например, Годзилла нападёт. Мы вскакивали, за две минуты собирались, хватали эти ранцы и были готовы ко всему. Это была наша семейная ролевая игра. Она отвлекала от бедности, более того, она делала нашу бедность нашим преимуществом, потому что нам особо оглядываться было не на что. Мы могли сконцентрироваться только друг на друге, на любви. Вот с Оксанкой ехали как-то на велосипедах по парку (мы много катаемся, нам нравится всегда находиться в движении) и разговаривали: «Мы многодетные родители, у нас уже взрослые дети. Давай вспомним, когда нам было сложно?» Не вспомнили! Потому что там, где не было ничего, кроме макарон с колбасой, были дивные ночные выезды всей семьёй на великах, по каким-то карьерам, кто-то ногу проколол, кто-то порезался, чего-то нашли, куда-то залезли, дядьку какого-то спасли. Такие приключения запомнились на всю жизнь. Это были счастливые времена! Поговорка есть: «У бедного нет хлеба, у богатого нет друзей». Одно другим компенсируется, нужно выбирать.
— То есть с детьми нельзя сюсюкать, а нужно их держать в полной боевой готовности?
— С детьми нужно разговаривать. Дети не прощают, если ты не относишься к ним как к личности. Даже если ты кого-то ремнём по заднице порешь за то, что он стёкла накидал со второго этажа на голову прохожему, ты должен пороть его не как существо, которое тебе как отцу подчинено, а как личность. И ты даёшь этой личности понять, что нельзя стекло кидать на людей! Ему больно, он визжит, но при этом понимает, что ты всё делаешь правильно. Дети — они не дураки. Потом с ним даже мириться не надо, потому что это был акт внутреннего семейного взаимодействия в общей экосистеме.
