В сентябре «Военной тайне» с Игорем Прокопенко на РЕН ТВ исполняется 20 лет. Сенсационные факты, необычный взгляд на загадки истории, науки, космоса и оригинальная подача информации — за всё это зрители любят программу.
Игорь Прокопенко: У меня была мечта поступить в Суворовское училище. Это сейчас мальчики хотят учиться в Англии или Америке. В моё время все хотели в Суворовское… Ответственность без скидок на возраст, учёба, военная подготовка и парад на Красной Площади — как вишенка на этом торте мальчишеского тщеславия. Мой парад был сто девятый. Восемьдесят первый год. На трибуне Мавзолея — Брежнев, парад принимает маршал Устинов. Империя, как перезревшее яблоко, ещё во всей своей великолепной мощи, но сладковатый запах конца уже не перебить. Надев форму, я казался себе самым счастливым ребёнком во Вселенной. Всё, что есть во мне хорошего, — это благодаря моим преподавателям. Уже тогда я понимал, что писательство — это не профессия, а призвание. Опыт, полученный в армии, — это то, о чём писатель может только мечтать.
— Как вы сменили армию на журналистику?
— Окончив Донецкое высшее военно-политическое училище, я получил распределение в гарнизон, которого не было даже на карте. 148-й Центр боевого применения и переучивания авиации противовоздушной обороны. Режим секретности — наивысший. В нашем Центре учили летать на секретных тогда истребителях Су-27 и МиГ-31 — поэтому часть была незаменяемая. То есть служили в ней, как шутили в гарнизоне, «от лейтенанта и до пенсии». Военные женились на местных девушках, строили дачи, заводили хозяйство… Взрослели быстро… 86-й год. Я — лейтенант, мне всего 21 год, у меня в подчинении 100 солдат, 40 офицеров и прапорщиков. И головой отвечаешь за всех. Половина солдат — старше меня. В то время ещё призывали студентов, поэтому служить приходили взрослые люди. Там я стал писать диссертацию по философии. И когда приехал в Москву, в Академию им. Ленина, искать научного руководителя, мне предложили написать материал о том, как проходит дежурство на полётах.
— С тех пор всё началось?
— Да, в газете «Красная звезда» вышла моя рукопись в 360 строк. А через две недели ещё пришёл гонорар 45 рублей, я очень удивился. Не думал, что за удовольствие, когда пишешь, ещё могут платить. Я, сам того не понимая, написал очерк — самый сложный жанр журналистики. В гарнизоне я сразу стал звездой.
А потом вызывает меня начальник Центра, заслуженный военный лётчик генерал-лейтенант Анисимов Олег Владимирович, — я дружу с ним до сих пор — и говорит растерянно: «Тобой в Москве заинтересовались, хотят забрать на журналистскую работу. Ты что-нибудь об этом знаешь?».
Я говорю: «Не знаю… У меня планы уже расписаны».
Олег Владимирович и говорит: «Лейтенант! Запомни, человеку в жизни даётся только один шанс… Немедленно собирай свои манатки, лети в Москву. И чтоб сегодня духу твоего здесь не было».
Так я оказался в журналистике, а дальше пошло-поехало. Десятки изданий, большие и малые… «Красная звезда», «Российская газета», «Огонёк», «Московский комсомолец». Потом судьба занесла на телевидение, и вот я здесь.
— И как вас встретила Москва?
— Там я понял, что не журналист, что ничего я не умею. Начал учиться сам. Переписывал свои заметки по 15 раз, в стилистике «Коммерсанта», «Московского комсомольца», «Сельской жизни», Чехова, Набокова и других. Я проделал огромную работу — иначе, я понимал, не выживу. Не смогу писать по-настоящему хорошо…
Довольно скоро я уехал в Германию писать книгу по советско-германским отношениям. В Германии я читал, например, личную переписку маршала Жукова с генералом Монтгомери. Много других исторических документов прошло через меня. Потом всё это мне очень помогло в работе журналистом. Именно тогда в одном из этих архивов я нашёл папку, которая меня поразила. Она лежала как раз между перепиской Жукова с Монтгомери и отчётом одного из подразделений советской разведки, с надписью «Список личного состава в таком-то районе, наблюдавшего на ракетном полигоне неопознанные летающие объекты». Я сначала не поверил, считал, что НЛО — это бред сумасшедшего. И, когда увидел эту папку с подписью начальника особого отдела, я понял, что военные серьёзно занимались наблюдениями за НЛО. Это открытие фактически определило мою профессиональную судьбу. Вернувшись из Германии, я придумал программу «Военная тайна», которая живёт уже 20 лет. Мы впервые рассказали об исследовательском комплексе HAARP на Аляске. Оцените, какой была реакция! По материалам этого проекта состоялись: а) заседание Комитета Государственной Думы по обороне, б) заседание Совета безопасности РФ, в) было направлено открытое обращение Госдумы к Конгрессу США с требованием о запрете исследований комплекса HAARP. Вот это, я вам скажу, результат!
— Вас упрекают в антизападной пропаганде.
— А что такое эта антизападная пропаганда? Старуха с клюкой?
Когда я в программе показываю министра обороны США, который говорит, что «русских в Сирии нужно убивать», — это антизападная пропаганда?
Когда я ставлю интервью польского министра иностранных дел, который, не стыдясь собственного возраста, заявляет о том, что «СССР первым напал на гитлеровскую Германию». Кто из нас антизападная пропаганда больше — я или они?
Получается, чтобы не быть обвинённым в антизападной пропаганде, надо просто молчать. А говорить только про «хороший Запад». Ну это же нечестно.
Тут у нас в творческих кругах принято с умилением рассказывать о том, как «вольно» дышится им в Киеве. Друзья! В Киеве Московский проспект официально переименован в проспект Бендеры! И там все молчат. Молчит киевская интеллигенция. Почему молчит? Профессура, художники, писатели, математики — они все считают Бендеру отцом украинской нации? Не верю. Тогда, значит, молчат потому, что боятся. А наши молчат о том, что молчат в Киеве. И разговоры только про «милые кафешки». Такой вот получается круговорот молчания либеральной общественности.
— Примеры?
— Яркий пример — вольная Латвия. Выставка достижений Евросоюза на постсоветском пространстве. Послушайте! В центре Европы совершенно официально вот уже два десятка лет сотни тысяч жителей насильно лишены гражданства по национальному и языковому принципу. Вдумайтесь. Родился человек в этом городе, вырос и даже состарился, не бомж, не алкоголик, законов не нарушал. А ему однажды говорят: «Ты — человек не основной национальности. И не на том языке тебе мама колыбельные пела. Потому мы тебя гражданства лишаем, паспорт твой отменяем. Ты — чужой! А хочешь получить паспорт назад? Поработай! Возьми талончик, запишись в очередь и расскажи дядям и тётям правильной национальности «стишок», покажи какого цвета наш флаг, расскажи, как ваш русский Сталин нас оккупировал, да ручки держи по швам…»
Через эту унизительную процедуру пропускали женщин, стариков, мужиков взрослых… В середине двухтысячных я снимал об этом фильм, он назывался «Чужие». Видел это унижение своими глазами: русские женщины, у них дети, взрослые заботы, а они толпятся в коридорах, глотают валерьянку — кто-то бодрится, кто-то утирает слёзы. «Чуть-чуть не дотянула… гимн Латвии не смогла рассказать».
Двойные стандарты видны всем. Но умные люди молчат, только «постят» виды Юрмалы и рижского взморья. Никому же не интересно быть записанным в «пехотинцы Путина».
— Запад — это великая культура, это уютные города, это хорошее образование. Но нам, воспитанным за «железным занавесом», а последние двадцать лет выезжающим туда только по туристическим маршрутам, сегодня очень важно перестать наконец воспринимать Запад шоколадным замком из рождественской рекламы. И говорить о нём правду, даже если эта правда противоречит нашим привычным представлениям.
— Можно ли сказать, что за последние годы русская армия возродилась?
— Армия — не спортивная команда. Говорить, что в этом сезоне она выступает неплохо, а в прошлом было похуже — неправильно. При этом армия — такой институт, в котором очень многое зависит от духа и традиций. А ещё — от внутреннего ощущения высокой миссии и жертвенности. Если этого нет, ни деньги, ни красивая форма не спасут. Солдаты в красивой форме и с хорошими зарплатами, но без боевого духа и патриотизма — это просто сотрудники охранной организации.
— Какие прогнозы вы можете дать относительно будущего России на мировой арене?
— Если говорить о долгосрочном прогнозе, я абсолютно убеждён, что рано или поздно будет воплощена идея «единой большой Европы» — от Лиссабона до Владивостока. Я в это верю.
