В настоящее время он занят съёмками масштабной исторической драмы о последнем русском императоре Николае II. Работать по 12 часов в сутки – даже без перерыва на обед – для Алексея Ефимовича норма. Впрочем, производство кино – процесс живой, и непредвиденные паузы в работе всё же случаются. В одну из них режиссёр рассказал корреспонденту «АиФ. Здоровье» о том, как он отдыхает, чем себя убивает и в чём черпает энергию.
Самоубийство… телефоном
Сергей Грачёв, «АиФ. Здоровье»: Алексей Ефимович, вы как-то сказали, что на период съёмок фильма на сон у вас остаётся всего четыре часа в сутки. Зачем вам при вашем статусе убиваться в таком режиме? Или нравится себя мучить?
– Конечно, в таком режиме мне работать не хочется. (Смеётся.) Но моя беда в том, что помимо режиссуры я занимаюсь ещё и продюсированием, руковожу студией, где снимаются не только мои проекты. Кроме того, являюсь президентом кинофестиваля «Послание к человеку». Это крупный международный фестиваль, его каждый год надо готовить. Плюс к тому я веду мастерскую во ВГИКе. Каждый раз соглашаюсь её вести, а потом проклинаю себя: ну зачем я за это взялся?! Но на самом деле отказаться от всего этого практически невозможно. Понимаете, все эти проекты, дела, они уже давно мне как близкие родственники. Кажется, если ты от чего-то откажешься, это будет предательство с твоей стороны. Поэтому приходится работать в бешеном ритме, и времени на сон порой чудовищно не хватает.
– Но вы же не «железный человек»! Наверное, всегда можно построить свой график так, что и на отдых будет времени хватать.
– Можно, наверное, но у меня не получается. В этом смысле я по-хорошему завидую оператору Юрию Клименко, с которым мы работаем практически на всех моих картинах. У человека железные нервы просто! Вот едем мы, допустим, час в машине, и он на этот час может спокойно заснуть. Я так не могу. Даже после съёмок приезжаю в гостиницу в час ночи и начинаю о чём-то размышлять, что-то решать, кому-то звонить. Телефон – это вообще орудие самоубийства в моих руках. Он звонит беспрерывно! А если не звонит, значит, я сам в этот момент кому-то звоню. Я не умею расслабляться, при этом понимаю, насколько это ужасно и вредно. У меня не получается, даже когда я раз в два года выбираюсь на неделю куда-нибудь в отпуск. Мне, конечно, все говорят: «Не вздумай брать телефон! Отдыхай!» Естественно, телефон я беру. Через два-три дня начинаю нервничать – нужно что-то делать, куда-то бежать. Начинает казаться, что без меня всё разваливается, надо срочно заниматься делами.
Без права на ошибку
– Трудоголизм, кстати, считается если не заболеванием, то нарушением точно!
– Не знаю, трудоголизм ли у меня, но порой страдают и другие. Съёмочная группа меня обычно ненавидит и в то же время посмеивается надо мной за то, что я делаю всё возможное, чтобы во время съёмок не было перерыва на обед.
На меня зверем смотрят за это, но я, конечно, делаю вид, что ничего не замечаю. (Смеётся.) Я считаю, что прав. Как только объявлен перерыв на обед, можно считать, что съёмка на сегодня закончена. Люди теряют энергетическую волну, выпадают из той рабочей атмосферы, которая была достигнута за весь день. И потом, чтобы прийти к тому, на чём закончили, нужно потратить час-два, а то и больше. Поэтому я всех умоляю, хотя и не всегда результативно, переносить обед на конец рабочей смены. Одиннадцать часов поработали, а на двенадцатый час – обед. Вот тогда замечательно!
– Вас любой врач-гастроэнтеролог пригвоздил бы к доске позора за такую политику!
– Согласен… Я понимаю, что обед, правильное питание, режим – всё это важно. Но для меня главное в работе – результат, который увидит зритель на экране. И, если тот же обед может привести к снижению качества работы, я с ним буду бороться.
Съёмочный процесс в кинематографе отличается от театральной репетиции тем, что в этот конкретный день ты обязан получить максимально выдающийся результат. Кино – очень дорогое производство. Ты не имеешь права ошибиться, получив плохой или даже средний результат.
Обмен энергиями
– Условия съёмок бывают разные, в том числе экстремальные или почти экстремальные, как в случае с вашим фильмом «Край». Тут и заболеть немудрено… Что делать в такой ситуации?
– Не болеть!
– Просто суперрецепт!
– (Смеётся.) Ну, к сожалению, бывает всякое. Вот, например, в начале лета у меня всю съёмочную группу какой-то вирус сразил. Чуть ли не поголовно все чихали, кашляли и перезаражали друг друга. Но я во время съёмок как-то держусь. Обычно болячки у меня начинают вылезать наружу, как только заканчивается съёмочный период. По ходу съёмок же могу простыть, заболеть, как все, но всё равно заставляю себя вставать и работать. Отменяю смену в редчайших случаях – когда температура под сорок и я совсем не могу подняться с постели. Но такое было всего несколько раз за всю мою биографию.
– Вы сказали, что режиссёр обязан заряжать энергией, иначе ничего хорошего не получится. Но отдавать же всё время нельзя… Где-то нужно и подпитываться.
– Разумеется! Я черпаю энергию в окружающих меня людях – в тех, с кем работаю, общаюсь. Сейчас в картине у меня снимались такие отличные актёры, как Женя Миронов, Ингеборга Дапкунайте, Данила Козловский, Гриша Добрыгин, и многие другие. Они меня очень подпитывают, дают творческий, жизненный импульс. Но это обоюдная реакция.
– Обоюдный вампиризм?
– Абсолютно точно! Но иначе никак… Обмен энергиями, перекачка психоэмоциональных состояний должны происходить обязательно. Если бы этого не происходило, я бы уже не выдержал.
Алексей Учитель: «Таких ролей Артур Смольянинов ещё не играл» 
Юрий Соломин: «Мы не продаёмся!» 
Олег Табаков: «Делать нужно то, что считаешь важным и нравственным» 
Лев Дуров: «Я много знаю и помню» 
Николай Бурляев: «Русь преступно поделили три иуды славянского мира» 
