Дмитрий Дибров стал феноменом отечественного ТВ. Он считает себя безусловным лидером среди ведущих во "внеполитическом корпусе". Перед назначенной встречей я нервничала, боялась и думала, что придется терпеть звездную болезнь. Оказалось, ничего подобного. Как только он сел передо мной, полилось сумасшедшее очарование, безумный интеллект и вместе с тем простота и легкость общения.
- Что привело вас работать в "Ночную смену"?
- Не что, а кто? Костя Эрнст. На ОРТ у меня спросили: "Сможешь быть продюсером ночного вещания?" и специально для меня создали такое подразделение: главная дирекция ночного вещания ОРТ. Я сразу заинтересовался - ни на одном канале ведь такого нет. Иметь суточный цикл вещания на ОРТ - давнишняя мечта Кости. Решили, что это будет нечто новое, так называемое ТВ нараспашку. Вся кухня открыта зрителю. Я очень надеюсь, что вскоре это будет единственный канал в нашей стране, вещающий 24 часа в сутки.
- "Ночная смена" не особо отличается от "Антропологии", такая же беседа...
- Передача представляет собой симбиоз "Антропологии" с программой "Матадор", например, десятилетней давности. Представьте, если бы поженились программы Радзинского, "Антропология", "Серебряный шар", "Тихий дом", "Киносерпантин", "Доброе утро" с "Добрым днем" - вот и получится этот самый ночной канал. Мы решили постепенно приучать зрителей - все ведь привыкли меня видеть именно в этом амплуа. Вообще, это канал телевизионного авангарда, штучных клипов, экспериментальных, эстетских штучек в духе "Веселых ребят", "Монтажа", "Свежего ветра", в духе некоторых идей АТВ...
- Про "Времечко" вам часто напоминают?
- Нет, никто не вспоминает, что я придумал красный круг - логотип "Времечка". Все, кто делает сейчас утренние каналы, забыли, кто, собственно, придумал этот принцип трехминутных, коротких выпусков, рассказывающих обо всем на свете. Они зарабатывают на жизнь, им не до того, чтобы отбивать поклоны создателям их способа заработка.
- Вернемся к "Смене". Кто выбирает героев?
- Этим занимаются мои редакторы, но последнее слово все равно остается за мной, я ведь художественный руководитель и автор проекта. Герои моей программы прежде всего интересные личности - музыканты, художники, изобретатели, люди, наделенные уникальными способностями, чьи биографии можно читать взахлеб, как авантюрные романы.
- Ваш ночной эфир будет как-то меняться?
- Хочу, чтобы впредь было как можно меньше посиделок и больше интересных материалов. Хочу, чтобы меня было меньше в кадре, чтобы я остался просто связующим звеном.
- Что вам не нравится в современном телевидении?
- Раньше главным критерием был некоторый набор человеческих ценностей, был прекрасный конгломерат научных сотрудников, которые хотели правды. А сейчас - все вранье. Нынешние чиновники, собираясь на свои сборища, первое, о чем думают, как это будет освещено в печати? Как бы так наврать, чтобы не открыть сущность дела? Меня ужасно бесит концентрация вранья. Это относится и к телевидению. Есть в нем специально созданная, отселекционированная, отобранная часть. Доллар ускоряет процесс до месяца-двух. И с коллегой происходят поразительные изменения. Тот, чьи глаза еще вчера горели жаждой правды, вдруг начинает пороть такую чепуху...
- Как ваши коллеги?
- Я не разбираюсь в их именах, поскольку не смотрю эту часть телевидения. Таких коллег много. Но зато есть и другая часть коллег, которая, наоборот, пытается в этом море лжи разобраться и показать нам правду.
- Как вы считаете, можно сохранить независимость?
- Можно, для этого нужно стать основанием самому себе. Найти самостоятельный источник существования - это и есть залог свободы. Говорить, что надо вообще наплевать на деньги, - это аутотренинг. Рано или поздно все равно будешь о них думать. Я считаю, что нужно найти не подконтрольный никому источник существования. Для этого ты должен уметь что-то, что незаменимо для общества и что ты умеешь делать лучше других. Идеал - быть Любимовым. Ну один он такой, и большевики сами ходили к нему в театр. Никитой Сергеевичем Михалковым тоже быть неплохо. Ну кто же откажет Михалкову в постановке?
- А собой вы довольны?
- Всякий раз я говорю себе, что делаю все, что могу. Вот на сегодня я сделал все, что мог, чтобы продвинуться по избранному мною много лет назад пути. Ведь телевидение меня волновало с 10 лет, оно было единственным источником эстетической информации для меня в совке. Если бы в какой-то момент я оказался собою недоволен, то сделал бы все, чтобы с удовлетворением и счастливой улыбкой на лице заснуть. Я счастлив, что получаю деньги только за то, что люблю больше всего на свете. Да, мне была уготована восхитительная судьба.
- Что бы вы делали, если бы не работали больше на ТВ?
- Целыми днями смотрел бы телевизор дома.
- У вас сумасшедший график, и все же, чем занимаетесь в свободное время?
- Пишу музыку.
- Неужели вы собираетесь заняться этим профессионально?
- Если под профессионализмом понимать стабильность результата, то я намерен заниматься этим профессионально. Если же под профессией мы понимаем получение денег именно от музыки, то нет - получается все еще роман, но не брак. Вообще, это что-то среднее между хобби и серьезным делом. Мне очень нравится этим заниматься, и я стараюсь сейчас как можно больше времени этому уделять и совершенствовать свое мастерство. Я Дибров, и этим все сказано. С меня требуют очень много, и приходится держать марку.
- Честно говоря, слышать вас по радио с "Ромом и пепси-колой" лично мне было довольно непривычно...
- Да, но это как-то само собой вышло. В последние десять лет благодаря "Антропологии" я только и делаю, что сижу рядом со всякими музыкантами. Впрочем, не со всякими, а с теми, у кого нет денег, чтобы появиться в телевизионном эфире. А тут я со своим служением странно понятой музыки. И, разумеется, я уже устал отвечать на вопрос: "А что ты сам играешь?" И вот я решил показать, что я сам играю.
- Я слышала, вы коллекционируете гитары?
- Да, у меня сейчас восемь гитар, но это не предел. Последнее мое крайне важное приобретение - это железная гитара, она пока в стране одна. Я ее полгода вызванивал по интернету и наконец в Нью-Йорке купил в частном маленьком магазинчике. Это невероятно дорогой инструмент, звучащий нагло и вместе с тем искусительно.
- А кроме гитары, на каких еще инструментах играете?
- С грехом пополам играю на барабане и банджо. А вот папа у меня профессионально играл на пяти инструментах.
- На центральную площадку Москвы пока не замахиваетесь?
- Зал "Россия" как раз у меня в планах. Мне бы хотелось целиться в то место, какое в Англии занимает Клэптон. Хочу, чтобы мои песни пели все. Помню, когда из одного киоска на Китай-городе звучала моя "Мария", я был на седьмом небе от счастья.
- От славы не устали?
- От этого невозможно устать. Гораздо больше уставал, когда двадцать лет назад никому не известным ростовским мальчиком бегал по московским улицам, а мне дул холодный осенний ветер, потом зимний. У меня какая-то особенная слава. Помню, когда вел "О, счастливчик", мне постоянно вслед кричали: "О, счастливчик пошел". Ну я рад, что они так кричат, потому что раньше это звучало так: "О, старый телевизор идет!"
- Вы считаете себя образованным?
- Я даже не говорю по-латыни, как же я могу себя считать систематически образованным человеком. Я родился в самой простой семье, папа мой был научный работник. А чтобы стать научным работником, поначалу потерял глаз и полпозвоночника на войне, а потом грузил вагоны по ночам на "Ростов-сортировочной", чтобы днем иметь возможность учиться. Какой же при этом особенный аристократизм.
- Куда вы любите ездить?
- В последние годы я почему-то езжу во Францию. Мне нравится их менталитет, французское качество, вкус. И Бордо с их подвалами. И Париж, и Прованс, и деревушки, и маленькие города - мне все нравится. Мне кажется, что все лучшее на свете должно быть французским. И уж конечно, я люблю французскую кухню, Елисейские поля, я эту милю могу до бесконечности отмеривать. Люблю сидеть на Монмартре - и ни черта не делать.
- А как вам Америка?
- Тоже нравится. И народ американский, и культура, и изумительное построение мозга типичного манхэттенского интеллектуала. Нравится седая бабулька, которая делает омлет и подает его с такими же словами, как в Ростове-на-Дону моя мама. И американский бармен, который ночью открывает вам бар. Народ мне ближе американский. Мне понятна мотивация американцев, мне понятна дистанция, которую они требуют друг от друга и от тебя. Мне нравятся евреи на Брайтон-Бич, как они лузгают семечки. Мне нравятся их ясные менеджерские формулировки одноразового использования: как познакомиться с женщиной, как выиграть миллион, как стать телеведущим за одну ночь и как достойно прожить жизнь. Это чудесно.
- Кого бы выделили среди русских?
- Паратова. Но под Паратовым я понимаю произведения не Островского, а Рязанова-Михалкова. Еще я люблю Марину Мстиславовну Неелову. Мне кажется, что фильм обречен на неудачу, если главный женский образ не играет Марина Мстиславовна. Вот где образец русской женщины. Глубокая и вместе с тем чувственная, способная на невообразимые с точки зрения здравого разума, но единственно возможные с точки зрения высокой эмоциональной правды поступки.
- Вы любите критиковать?
- А зачем? Чтобы у тебя появилась негативная энергия, и ты провел вечер в плохом настроении?
Bodrov и его "Сестры"