Актеры часто вспоминают случаи, когда в разных обстоятельствах их путают с другими известными людьми. С Борисом Хмельницким такого не происходит никогда. Неповторимый имидж придает актеру роскошная борода, известная, пожалуй, всей Москве. Сама история появления бороды достаточно примечательна. Борис снимался тогда в Арктике в совместной советско-итальянской ленте "Красная палатка". Его герой, дрейфуя на льдине много дней, был лишен возможности бриться. Прямо со съемок Хмельницкому пришлось вылететь в Москву, чтобы участвовать в спектакле своего родного Театра на Таганке. Он так торопился, что не успел побриться. Когда режиссер Юрий Любимов увидел актера в этом новом облике, то сказал: "Вот так и оставайся. Если побреешься, уволю!"
Борода-предательница
- Борис Алексеевич, борода вам как-то помогает жить или, наоборот, мешает?
- Когда как. Инспектора службы движения узнают сразу и обычно отпускают с миром, прощая мелкие нарушения. А если нужно остаться незамеченным (бывают и такие случаи), то борода-предательница выдает, как говорится, с головой.
- Говорят, женщинам нравятся бородатые и вообще лохматые мужчины.
- Ну, к бороде и другой растительности, вообще-то говоря, неплохо бы немного добавить интеллекта, эрудиции, умения ухаживать. Да мало ли чего еще... Не зря же существует поговорка: женщина любит ушами.
- Будем считать, что вы не обделены упомянутыми качествами. Ведь существует устойчивое мнение, что Хмельницкий - любимец прекрасных дам.
- Женат я был трижды. Но женам никогда не изменял. Я считаю так: пока холост, можешь вести свободный образ жизни, а в семье супруги должны хранить верность друг другу.
- Самый известный ваш брак с актрисой Марианной Вертинской длился, кажется, недолго.
- С Машей мы прожили года четыре, но знакомы до этого были, можно сказать, всю жизнь. Впервые я увидел ее в Щукинском, куда приехал поступать застенчивым провинциальным мальчиком с Дальнего Востока. Она приехала со съемок модно одетая, с каким-то режиссером. Мне сказали, что это дочь самого Вертинского, и я удивился совпадению. Первая пластинка, которую я в жизни услышал, - был романс Александра Вертинского. После войны все офицеры везли с войны вещи, а мой отец привез из Маньчжурии музыкальные инструменты, патефон и пластинки.
С Марианной мы вместе учились, дружили, гуляли в компаниях, но не влюблялись. У нее тогда были другие мужчины, другие мужья. Всерьез у нас началось, когда Маша развелась с художником Ильей Былинкиным и осталась с дочкой Сашей. Она вновь забеременела, и мы решили пожениться. Свадьбу справляли несколько дней: дома, в ресторане ВТО, на даче Вертинских. Жили у Маши в кооперативном актерском доме. Соседи - одни знакомые: Слава Шалевич, Алла Демидова, Настя Вертинская, Леня Каневский, Валя Смирнитский, Юра Визбор...
"Я добрый и хорошо готовлю"
- Какой вы семьянин?
- У меня очень легкий характер. Режиссеры почему-то предлагают мне исключительно роли злодеев и садистов. А ведь я добрый, даже на охоте в животных не стреляю. Хорошо умею готовить, убираю квартиру, мою посуду. Когда мы с Марианной расстались, трехлетняя Даша осталась со мной. До восьми лет дочку воспитывала моя мама, а после ее смерти все заботы о девочке легли на меня.
- Вы строгий отец?
- Я считаю, что детей нужно растить в любви и доброте. Я ничего не запрещал Даше, но она всегда была со мною откровенна. Сейчас она тоже стала актрисой, но не белоручка, многое умеет делать своими руками: шьет, вяжет, мастерит елочные игрушки, делает кукол.
- А вы так и остались отцом-одиночкой?
- Снова я женился лишь после пятидесяти на журналистке Ирине Гончаровой. Она ведет авторскую программу на телевидении. Но прожили мы вместе всего год.
- Я знаю, в вашей жизни большое место занимает музыка.
- В нашем доме в Уссурийске чего только не было: гитара, мандолина, аккордеон, фисгармония. Я учился в музыкальном училище по классу композиции, а моя сестра Луиза закончила консерваторию и стала профессиональным композитором. Я тоже пишу музыку, песни, пою их под гитару в концертах. Под мою музыку на Таганке шли четыре спектакля. А в детстве со мной случилась беда, когда я не только петь, разговаривать не мог. Я зашел на темную кухню, а там сидел петух. Он неожиданно закукарекал в темноте, а я с испугу стал заикаться. К кому меня только не возили, всем профессорам показывали. Никто не мог помочь. Вылечил себя я сам. Собрал всю волю, упорно разрабатывал связки и сумел восстановить нормальную речь.
Он, она, цирк и ребенок