"По ком звонит колокол", "Иметь или не иметь", "Праздник, который всегда с тобой", "Пятая колонна"... И, конечно же, "Старик и море". Люди не только зачитывались книгами Эрнеста Хемингуэя, занимая за ними очередь в 4 утра, но и внешне становились на него похожими. В июле исполнилось 40 лет со дня смерти американского классика.
Мы попросили известного публициста Генриха БОРОВИКА, друга писателя, рассказать о нем...
ЭРНЕСТА Хемингуэя все звали Папой. Когда мы возвращались с рыбалки, американский мальчик лет 15 закричал своему отцу: "Смотри, супермен приехал!" Хемингуэй всегда был большим для окружающих - и по росту, и по духу. Он был Папой для очень многих. Думаю, Папой его начали звать еще рыбаки в Кохимаре (место действия "Старика и море". - Ред.). Ну а как еще? Мистер Хемингуэй? Так это еще выговорить надо. А Папа - это и по-английски, и по-испански понятно.
С Хемингуэем мы познакомились в 1960 году, когда у Микояна был официальный визит на Кубу. Естественно, я мечтал побеседовать с Хемингуэем, хотя знал, что интервью он давать не любит. И все же надеялся, что мне удастся задать ему хотя бы два-три вопроса.
Микоян привез Хемингуэю в подарок три бутылки водки - тот относился к "этому делу" очень хорошо. Одна водка, помню, была "Горилка с перцем". Папа Хем схватил ее и начал искать штопор - тогда водка в СССР закрывалась еще настоящими пробками. Я взял из его рук бутылку и ударом ладони о дно выбил пробку. Писатель восхитился и, чтобы произвести ответное впечатление, встряхнул бутылку, запрокинув голову, влил в себя треть, побулькал в горле, покосился на меня - мол, как? - и проглотил. Я изобразил полный восторг, хотя студенты Института международных отношений "проходят" это на втором курсе...
В конце вечера я обратился к Эрнесту Хемингуэю с просьбой ответить на два-три вопроса, и он сказал: "Да что такое два-три вопроса, Хенри! Вот океан немного утихнет после шторма, и я приглашу вас на рыбалку на весь день".
"Я пью потому..."
КАК-ТО два французских журналиста написали, что писатель обворовал старого лодочника, - тот якобы рассказал ему сюжет "Старика и моря", а Хемингуэй переписал все в книжку и рыбаку ничего не заплатил...
Я не знал обо всем этом и с чистой совестью сказал: "Я был в деревушке Кохимар, и мне показали там старика, который говорит, что был прототипом вашего героя". Писатель возмутился: "Я с него не писал ничего! Он и рыбак-то никудышный! Просто, чтобы получить свои пять долларов от репортеров, сказал, что это он Старик". Хемингуэй рассказал затем, что "Старик и море" - это единственная книжка, которая писалась быстро и легко.
- Не помню, сколько дней, но очень быстро, - сказал он. - Утром я становился к конторке и с интересом ждал, как же дальше будет поступать мой Старик. Но до этого обдумывал я вещь 13 лет. Сразу, как произошел этот случай в Кохимаре, я решил написать рассказ. Однако понял, что не получится, и принялся изучать деревню. Это как у вашего Станиславского: актер, который произносит на сцене всего два слова, должен знать о своем герое все. А прототип... Правда художественного произведения должна быть сильнее правды жизни - художник соединяет все "правды", которые он встречает в жизни, берет свои знания и наблюдения и создает свою правду.
Как-то писатель показал мне листок бумаги, на котором были аккуратные колонки цифр. Совершенно серьезно он объяснил, что это его учет, - в конце каждого рабочего дня (Хемингуэй работал каждый день с 5 утра до часу дня) он подсчитывает, сколько слов написано. В среднем Эрнест Хемингуэй писал по 700-800 слов ежедневно. Но в какой-то день вышло только 208 слов. Рядом помечено: "Писал срочные деловые письма". Оправдывался перед самим собой! Писатель давно "продал самого себя в рабство самодисциплине", как он выразился. Ничто не могло заставить его не работать. Во время войны в Испании он сидел в Мадриде один в пустом отеле, под бомбами, и писал "Пятую колонну"...
На яхте он сказал: "Я понимаю, вы слышали, что я пью... Я хочу объяснить, почему это делаю. С утра пишу. Потом, чтоб перестать думать о том, что ты писал, выпиваю и тогда немного отдыхаю. А иначе можно сойти с ума - ты не перестаешь думать о том, что дальше герой будет делать, и что ответит она ему, а он ей..."
В 1955 году Хемингуэй сдал несколько готовых рукописей в банк и распорядился опубликовать их только после его смерти. Из-за этого в печати высказывалось много всякого рода догадок.
- Причина только одна, - объяснил мне писатель. - Я не знаю, сколько мне осталось жить. Я должен думать о своей семье, о том, чтобы обеспечить моих троих сыновей, родных после моей смерти.
Честно говоря, когда я впервые увидел Хемингуэя с его женой Мэри, этот брак показался мне, мягко говоря, очень странным. Она - как птичечка маленькая, суетливая такая... Журналистка. А у него были романы с Ингрид Бергман, с другими голливудскими звездами. Да и предыдущие три жены у него были красотками. Но потом, когда я познакомился с Мэри поближе, понял, что она - очень верный друг ему и по-настоящему его любит.
Во время нашей с ней встречи в Нью-Йорке в 1966 году я обратил внимание, что она может сгибать левую руку, а ведь тогда, в 1960-м, рука оставалась неподвижной - был раздроблен локоть во время падения. Мэри заметила мой взгляд и улыбнулась: "Да, сгибается. А врачи не надеялись". Руку ей спас Папа. Несколько лет подряд каждый день утром и вечером он массировал ее. Он был точен и неотступен, не было случая, чтобы пропустил хоть один сеанс. Хемингуэй говорил Мэри: "Будь храброй и верь в победу. Мы победим". И они победили.
"Если успею..."
ХЕМИНГУЭЯ травили со всех сторон. Однажды он и Мэри сидели в баре, и вошел кореспондент какого-то американского журнала, подошел к Эрнесту: "Как я рад тебя видеть!" - и побежал к стойке купить бутылку... Но Хем сказал: "Ты знаешь, я не пью. Я на диете". - "На какой диете? Когда я вошел, ты держал стакан с выпивкой!" - "Нет, я на особой диете. Я не пью с дерьмом". Он всегда говорил правду и не боялся этого. За это завистники ненавидели его еще больше. Говорили, что он исписался, не платит налоги, предает своих друзей, что вся его военная биография - а он воевал против фашистов в Испании - выдумана и он просто сочиняет героические небылицы...
Он ведь сильный был человек, и, казалось бы, можно было наплевать на эти укусы... Но когда их так много и они так целенаправленны... Хемингуэй несколько раз пытался покончить с собой. Однажды он хотел выброситься из самолета, но не получилось - не открылась дверь. В 1961 году он застрелился. Его отец тоже застрелился, когда ему было 40 лет. Наверное, это была какая-то психологическая предрасположенность...
В конце жизни Эрнест сильно болел, подозревали, что у него лейкемия, рак крови. Потом диагноз вроде не оправдался, но чувствовал он себя все равно ужасно. На одной щеке у него были болячки, он просил меня: "Не снимайте меня с этого бока". Он облысел. Все думали, что у него роскошная шевелюра, а это были зачесанные сзади волосы... После нашей встречи в 1960 году Хемингуэй быстро уехал с Кубы. Он плохо себя чувствовал, переехав в Испанию, попал в психиатрическую больницу.
Если перечитать книги писателя, каждый герой его - это еще и физически крепкий человек, мачо. Эрнест Хемингуэй не мог быть немощным. Он сказал мне однажды: "Настоящий мужчина не может умереть в постели. Он должен либо погибнуть в бою, либо пуля в лоб". Так сказал и так поступил.
Та наша совместная рыбалка была последней в жизни писателя, как рассказала мне Мэри Хемингуэй. Несколько раз я слышал от него "если успею", "если успею". Я придавал тогда этой присказке чисто бытовое значение. А потом, в 1961 году, когда он покончил жизнь самоубийством, эта фраза зазвучала совсем иначе.
Лева, Слава, Миша - едет, девки, крыша...