Один из фотосюжетов, ставших символом Великой Отечественной, - подростки у станка.
Я хочу рассказать о судьбе двух таких подростков - о братьях-близнецах Андрее и Юре СОКОЛОВЫХ.
Большая семья
- В ИЮНЕ 1941 г. мне было 14 лет, - вспоминает Андрей Львович (с 1926 г. - со дня своего рождения - он живёт в д. 3 по Малому Демидовскому пер.). - Вместе с братом Юрой мы учились в 325-й школе, закончили 7-й. Буквально в июне - июле весь наш класс во главе с учительницей истории отправили подальше от бомбёжек - в Тульскую область. Все были уверены, что мы не будем отступать. В деревне под Алексином находились весь июль, жили в закрытой церкви. Дружно работали - драли лыко. Нас поили парным молоком. Но немцы стремительно двигались в глубь страны, и родители стали нас забирать. За нами приехала мама, помню, как мы плыли по Оке до Серпухова. В Москву вернулись в начале августа и сразу же попали под сильнейшую бомбёжку. Как сейчас вижу: везде потушен свет, над городом - трассирующие снаряды. Нам, детям, всё это казалось красивым, но было страшно. Помню, мы легли на кровать и притаились. Стреляли совсем близко - на ул. Казакова в Инфизкульте (Институте физкультуры) на нижнем стадионе стояла зенитная батарея. В доме все окна были заклеены полосками бумаги, чтобы стёкла не трескались во время стрельбы. Осколки от зенитных снарядов сыпались к нам на балкон, я сохранил несколько на память.
У нас была большая семья. Помимо брата-близнеца у меня ещё были старший брат Илья и сводный Юлий. Илья пошёл добровольцем в армию. Юлик мечтал поступить в военно-медицинскую академию, но после 10-го класса его взяли в армию. Помню, как мы провожали отчима на фронт. Простились на площади у Киевского вокзала и больше никогда с ним не виделись. Остались мы втроём с мамой. Она была артисткой. Выступала с джазовыми оркестрами в ЦПКиО им. Горького, в кинотеатрах "Колизей", "Ударник". В войну работала в артистических бригадах, часто выезжавших на фронт. Отчим погиб в 1941 г. Сводный брат закончил офицерские курсы и в 1942 г. пропал без вести на Ленинградском фронте. Илья провоевал до 1944 г. Он даже побывал в Москве - после ранения лежал в госпитале. Мы с ним ходили в Художественный театр, до сих пор храню программку спектакля. Во время Белорусского наступления они шли колонной. Илья был радистом, начальником радиостанции. Группа окружённых немцев выскочила из леса и напала на них. Илью убили. Он похоронен в братской могиле в Бобруйске.
Летом 1941 г., вернувшись в Москву, мы с Юрой поступили в техникум химического машиностроения (там сейчас Университет инженерной экологии). Жили на чердаке техникума - там стояли койки. Когда бомбили, тушили зажигательные бомбы. Нужно было схватить их металлическими щипцами, положить в ящик с песком или сбросить на землю. Проучились месяц, техникум эвакуировали. А мы остались. Стали с мамой дежурить в собственном доме. Маленькие зажигательные бомбочки пробивали крышу и на чердаке всё воспламеняли. Когда враг подошёл к Москве, возникла паника, но мы по младенчеству её так и не почувствовали. Помню только, что наш сводный брат Юлик работал на Пятницкой ул. на базе, где в какой-то момент всё имущество раздали людям. Мы привезли домой мешок с отрубями, из которых потом варили кашу.
Завод
18 НОЯБРЯ 1941 г., через месяц после того, как нам с Юрой исполнилось по 15 лет, мы поступили на Московский инструментальный завод "Искра" недалеко от Даниловской площади. Зачислили нас учениками сверловщика 2-го разряда. Делали автоматы ППШ с круглыми дисками, гранаты. Только в конце войны выяснилось, что в одном из цехов точили гильзы для снаряда "Катюши" - это была военная тайна.
Ехать до работы далеко - на трамваях 3-м или 48-м. Работали как все: смена по 12 часов без выходных и отпусков, только пересменок между неделями дневной и ночной смены. Например, если мы работали днём, заканчивали в 8 вечера, и следующий день в твоём распоряжении, а вечером идёшь в ночную смену. На заводе вдруг спохватились, что мы несовершеннолетние, и перевели на 8-часовой рабочий день. А с 16 лет мы снова стали работать по 12 часов, и так - до конца войны. В ночную смену отдыхали во время перерыва. Минут 40 спали прямо на верстаке, подложив под голову прикрытую халатом какую-нибудь деталь.
Мы получали паёк по рабочей карточке. Всё-таки 800 граммов чёрного хлеба и какой-то мизер продуктов: подсолнечное масло, сахарин вместо сахара. Старались прикрепиться к магазину получше - мама нашла такой в Трубниковском переулке. Сахарин ещё покупали у соседки Ксении Семёновны - она работала на кондитерской фабрике. Обувь в те годы достать было невозможно, а на заводе нам выдавали матерчатые ботинки на деревянной подмётке, чтобы ходить по металлической стружке. Случалось, ночью на заводе отключали электроэнергию, нас отпускали домой, и приходилось через пол-Москвы идти пешком. Мы громко топали деревянными подошвами по ночным улицам. Комендантский патруль нас проверял, но не задерживал. Когда на фронте стало лучше, нам начали давать талоны УДП (усиленное дополнительное питание). На заводе по этому талону кормили обедом.
Летом 1944 г. по Садовому кольцу вели пленных немцев. Мы ходили на Земляной Вал смотреть. Впечатление двоякое. С одной стороны, радостно. Но в детских душах не было того озлобления, которое могло быть у фронтовиков. Возникала и жалость, ведь зрелище страшное. Они шли понурые, безобразно одетые: болтающиеся обноски, разбитые башмаки, рваные шинели и шапки; закутаны в какие-то тряпки.
К концу войны я был строгальщиком 5-го разряда. Работали с братом каждый на двух станках. В 1944 г. пошли учиться в вечернюю школу, находившуюся в Гороховском переулке. В октябре 1945 г. уволились с завода, чтобы продолжать учёбу, но окончить школу не удалось. Уже в начале января 1946 г. нас с Юрой призвали в ряды Советской армии. Служба длилась более пяти лет, и только в 1951 г. началась наша гражданская мирная жизнь.
СВИДЕТЕЛЬСТВУЮТ ЗАЛОЖНИКИ. Чеченцы ушли, а страх остался