МИР на картинах художника-шестидесятника Вячеслава КАЛИНИНА фантастичен: люди-уродцы с большими головами, их туловища искривлены и безобразны, позы неправдоподобны. Городские обыватели, картежники, проститутки. Все выпукло, гротескно, иронично. Работы художника сегодня хранятся во всех крупных музеях мира, у известных галеристов, в частных коллекциях. В России же андеграунд знаком только тем, кто либо жил в 60-х, либо интересуется этим периодом отечественной истории. К сожалению, не оправдывается русская пословица "Где родился, там и пригодился". Завтра Калинин улетает из Москвы домой - в Лос-Анджелес.
- НА ЗАПАДЕ меня называют "фантастический реалист", но я смутно представляю, что это такое - фантастическое искусство. Я приземленный реалист, и все, что через себя пропускаю, автобиографично и касаемо того времени, того Замоскворечья, того детства, в котором жил и которое хранил в себе. Мне нравится тот период становления художника. Начало 60-х, вся Москва взбудоражена искусством, свободна. Московские художники никак не были связаны с западниками. Мое направление с самого начала было взято из жизни, фантастически перевернуто. Я не менял его долгие годы, шел от лубка, от народных картинок, от примитива. Потом все больше, в силу характера, возможно, ходил по музеям, смотрел технику живописи, самообразовывался и перешел, как мне кажется, в какую-то манерность. Задумался и понял, что надо идти от современности. Перешел в графику, больше абстрагируемую. Но мой стержень - "земляное" начало.
Наша молодежь должна знать художников 60-х. Принято называть их "открытыми окнами Хрущева", но это было дыхание Космоса. Краснопевцев, Зверев, Свешников, Немухин, Кабаков, Булатов - их работы висят в Третьяковской галерее, представляя искусство ХХ века. Андеграунд.
- Вы уехали в США в начале 90-х, когда Россия была в разрухе. Не расцениваете это как побег?
- Уезжал в 91-м, уже начинались явления, противные для художника. Да, все теперь возможно, все открывается. Но в эти открытые двери ринулось такое непотребье, что стало страшновато. В то же время начали приезжать в Россию заграничные галерейщики, целые комиссии отбирали работы отечественных художников. Я попал в руки крупного галерейщика из Нью-Йорка, уехал делать выставку. Потом с семьей переехал в Лос-Анджелес, там тоже был контракт. Все казалось ненадолго. Осталась квартира в Москве, мы даже детские вещи не взяли. Но вскоре появились обязательства, контракты, спрос, хорошие цены, и мы отложили возвращение на родину. С тех пор и мотаюсь туда-сюда. Не переношу холод, поэтому на зиму улетаю в Лос-Анджелес, а весной возвращаюсь в Россию. В деревню Прилуки, там живет и работает мой друг Володя Немухин. Россия подпитывает в творческом отношении. Гражданство у меня российское, и другого не надо.
- Глазунов и Шилов подарили свои картины городу, в котором живут. Благодарные власти отдали им особняки в центре Москвы. А вы могли бы открыть в Москве свой музей?
- Нет, этого нельзя делать, да и в наличии у меня картин 15-20, остальные по всему свету разбросаны. Может быть, после смерти соберут... Не имею права никого осуждать, но более сильные, интересные, талантливые художники, умершие и живущие, до сих пор не имеют никаких музеев. Они прожили в Москве всю жизнь и заслужили го-раз-до больше, чем Шилов и Глазунов. Эти двое - люди времени. Они не состоялись. Художники соцреализма делали политическое искусство. А оно никому не нужно. Время стирает все.
- Если бы вас попросили сделать символ Москвы ХХI века, что бы изобразили?
- ...Георгия Победоносца. Время сейчас такое смутное.
- Вам нравится сегодняшняя, другая Москва?
- Я вырос в Замоскворечье, в коммунальной квартире, где в ванной спал сосед дядя Вася, где дрался до кровянки с пацанами во дворе. А рядом Третьяковская галерея, туда сбегал с уроков. На улице дождь, грязь непролазная, нищета, а там светло, тепло, красиво. До сих пор еще в ордынских переулках чувствуется старая Москва. Но, к сожалению, ее становится все меньше и меньше. Считаю одним из жутких событий то, что произошло с Москвой в ХХ веке. Но вижу, скорее, чувствую, что Москва как центр России возродится. Верю, что жуткие скульптуры Зураба Церетели, стоящие не к месту, пройдет время - снесут. Очень недоволен Москвой сегодняшней. В деревне мне лучше. Природа русская действует плодотворно.
- На ваших картинах присутствует много обнаженной натуры, бутылок и граненых стаканов. Алкоголь - непременный атрибут художника?
- Нет, конечно. Так сложилась судьба, что вокруг меня, сколько себя помню, пили. Это была какая-то сущность жизни, наполняющая нас. Это было острое восприятие мира, в котором мы кувыркались. Оно было сумбурным и страшноватым, но и счастливым. И это не мешало творчеству. Это стало мешать каждому в отдельности, когда уже повзрослели и почувствовали себя физически плохо. Тогда каждый в свое время прекратил этим заниматься. А голые женщины... Это же красиво. И вообще я люблю женщин.
- Только что вышедшую книжку вы назвали "Автопортрет в сюжете". Так себя любите?
- Всю жизнь думаю, почему у меня так много автопортретов. И если у меня когда-нибудь будет монография, одну из глав назову - "Автопортрет". Все сюжеты моих картин автобиографичны, поэтому, хотелось мне того или нет, я, придумывая сцены, себя туда втискивал. Делал это не специально, а интуитивно. Это моя жизнь. Все плохое, что во мне, все грехи свои выплескивал на холст, как бы освобождаясь от этого. В этом тоже какое-то самоочищение.
И. Глазунов: "Наш путь - вернуться к правде"