ДА, ДОЛГОЖДАННЫЙ спектакль Эймунтаса Някрошюса "Вишневый сад" идет шесть часов. Шесть часов боли, когда "дрожит душа от каждого звука". И - восторга, счастья от того, что это - настоящее. Любителей скороспелых звонких сенсаций, "глотателей пустот, хватателей минут" просим не беспокоиться. Хотя (удивительнейшее дело!) билеты на четыре спектакля, которыми ограничился показ премьеры в Москве Фондом им. Станиславского и театром "Мено Фортас", были проданы все по цене от 1 тыс. до 3 тыс. руб.
Смотря уже не первый год спектакли Някрошюса (он закончил ГИТИС, живет в Литве, у себя на хуторе, имеет международные награды), только после "Вишневого сада" осознала, что живу в одно время с гением. "В Москве показан великий спектакль" - это свежий газетный заголовок о "Саде". Иные же разносят почем зря: неудача гения. Да, гения. А почему - нет? Когда-то Чехов Антон Павлович был для современников рядовым литератором, которому, кстати, пророчили смерть под забором вследствие его "безысходного миросозерцания". Чехов, как известно, умер своей смертью в 44 года в Баденвейлере. Последней пьесой его стал "Вишневый сад". Някрошюс поставил все пьесы Чехова. И вот теперь - "Вишневый сад".
После этого спектакля тотчас же хочется посмотреть его еще раз. Потому что напряжение чувств, когда слезы льются сами собой, сегодня в театре редко встречается. Казалось бы, школьный сюжет. Раневская страдает. Лопахин вырубает вишневый сад. Но надо видеть этого Лопахина (Евгений Миронов) - мучительно чуткого, мало похожего на хозяина жизни - и эту Раневскую (Людмилу Максакову), когда она выходит в первой же сцене, таща за собой тележку-сумку-кушетку, ложится и больными, смертельно измученными глазами смотрит в зал. Ей на грудь кладут цветы. Жаль смотреть на величественного Фирса (Алексея Петренко), нелепую Варю (Ингу Стрелкову-Оболдину), на неожиданно трагическую Дуняшу (Юлию Марченко), на Шарлотту (Ирину Апексимову) - умную, с раненой душой. В этом спектакле все больны, все обречены. Кроме лакея Яши. И, пожалуй, неожиданно жесткого Пети (Игорь Гордин). Это спектакль - сцепление трагедий: Вари, Епиходова, Ани, Раневской. На сцене то и дело давят, бьют на полу нечто - то ли тараканов, то ли мух, то ли своих немыслимых призраков, а может быть, себя? Свою "нескладную, несчастливую жизнь"?
Някрошюс выворачивает Чехова наизнанку. "Вытаскивает" из его "комедии" трагизм жизни. "Сад" - неспешное до осязаемости, больное созерцание чеховской пьесы-завещания, в первом эпизоде на сцене - обшарпанные памятники, напоминающие чеховский - тот, что на Новодевичьем кладбище, постепенно уходящие в спектакле в пол. В никуда. В прах.
История самого смешного театра