Примерное время чтения: 6 минут
275

Переселенцы

До 1942 года на картах Советского Союза между городами Саратов и Сталинград была заштрихована немалая территория, на которой значилась аббревиатура АССРНП - Автономная Советская Социалистическая Республика Немцев Поволжья со столицей в городе Энгельсе. Около двух миллионов жителей, города, институты, ФЗУ, училища, школы. Было много деревень, где царили традиционный немецкий порядок, аккуратность и чистота. Улицы проложены идеально ровно, по линеечке, всё прочно, красиво, ухожено. Окна сияют, дворы и улицы начисто выметены. Да и в домах чистота просто феноменальная! Запомнился мне забавный немецкий обычай: если какая-нибудь хозяйка-разиня не мела каждый день свой двор и улицу перед ним, ночью шутники-парни высыпали перед её воротами корзину мусора. Утром вся деревня хохотала, а виновница злилась, плакала и уж больше грязь разводить не решалась! Все держали скот и птицу, работали в колхозах за трудодни, выращивали хорошие урожаи. Пьяных нигде видно не было, зато клубы имелись в каждой деревне. Дома и калитки никто не запирал: наложат планку - значит, хозяина дома нет, никто без него не войдёт - воровства просто не существовало. А какая вежливость! В 1937-м мы с мужем, два выпускника педучилища (обоим по 19 лет!), приехали сюда работать. Помню, шли по улице, а нам все кланялись. Вот такое почтение к учителям...

Мы с мужем жили дружно, достаточно обеспеченно. Я была учительницей русского языка, он - математик. 1 июля 1940 года у нас родился сын, а осенью, за 8 месяцев до войны, мужа забрали в армию.

8 сентября 1941 года в наше село Миллерово явился отряд солдат. Молоденький офицерик огласил указ, подписанный Сталиным, о выселении из республики всех немцев Поволжья. Куда? Неизвестно! На сборы дано 24 часа, с собой можно взять только зимнюю одежду и питание на неделю. К вечеру всем велено собраться на берегу Волги, ночью нас заберёт пароход. Что поднялось в селе! Просто ужас: слёзы, стоны, причитания, суета.

А что же делать мне? Я русская, муж - немец, в армии, сын грудной. Пошла я к тому офицерику спрашивать, как мне быть. Он просмотрел документы, говорит: "Вам можно остаться, а сына мы заберём - он немец!" Я остолбенела: "Как? Заберёте у меня грудного ребёнка? В чём он-то провинился?" Как же я кричала! Лейтенант, видно осознав нелепость ситуации, начал меня успокаивать: "Езжайте со всеми. Сёла завтра опустеют, вы с малышом останетесь здесь одни. В Саратов к родителям вам не попасть, пароходы тут приставать не будут. А из армии мужчин-немцев скоро отпустят к семьям. Если поедете с односельчанами, вашему мужу будет проще вас найти!" Уговорил - решилась ехать со всеми!

Вечером все были на берегу. Всюду узлы, корзины, мешки. Настроение угнетённое - словно прощаемся с умершим. Поднялся, завыл ветер - будто злился на людей, покидающих село. В деревне ему вторили собаки. Жуть! Сынишка закапризничал. А я вдруг обнаружила, что не взяла ни одной его игрушки, и решила сбегать домой. Темно, пусто, страшно! Ветер бьёт в лицо, гремят ставни, калитки, бесприютно бродит осиротевшая скотина...

Позже мне рассказали, что деревни немцев Поволжья простояли брошенными более двух недель, а потом сюда стали прибывать беженцы, гонимые войной. К весне наши чистенькие, опрятные деревни стало не узнать.

Но это потом. А пока - хмурым сентябрьским утром нас увозил в неизвестность пароход. Людей забивали в трюмы плотно, плечо к плечу. Город Камышин, куда мы прибыли, тоже был битком набит "выселенцами". На другой день нас стали грузить в "телячьи" вагоны. Снова крики офицеров: "Теснее, теснее!" Солдаты стараются - подгоняют отстающих, деловито, словно скот, подталкивают баб с детишками, стариков в щелястые теплушки. Гуляют сквозняки, истошно орут младенцы. Мой сынишка простыл, мы с бабушкой грели его своими телами, старались спасти. Болели и другие, многие умирали, но ни врачей, ни помощи. Кого беспокоили наши дети, кому мы сами были нужны? Спали по очереди: места не хватало. Дети капризничали, плакали, плакали и измученные матери. Все гадали: куда едем? 11 дней нас везли на восток. Состав часто останавливался - пропускал поезда с солдатами, танками, пушками...

В конце концов мы оказались в Тюменской области. Со станции на подводах развезли по деревням, по колхозам. Расселили в старых хатах-развалюхах, в банях, клубах. Многие немцы выкопали себе землянки. А следом сюда же привезли выселенных калмыков, чеченцев, финнов... Сибирь-матушка приняла под своё крыло бедных изгоев, лишённых родины. Уходить с отведённого места проживания было запрещено. Через несколько дней все мужское население призвали в трудармию. Немного погодя в трудармию стали забирать девушек и молодых женщин. Мою соседку взяли от троих детей - старшей девочке 14 лет да двое совсем маленьких. И пошли они с котомками по миру! Родных нет, дом отняли, те вещи, что привезли с собой с Волги, пришлось сменять на картошку, чтоб не умереть с голоду. Относились местные жители к таким побирушкам очень по-разному: кто-то принимал в свою семью, растил вместе с родными детишками. Но часто и по-другому случалось - гнали этих детей "добрые люди" чуть не камнями, обзывали фашистами, гитлеровцами.

Учителя, знавшие русский язык, были приняты на работу. Я стала заведовать начальной школой в деревне Суэтяк Аромашевского района Тюменской области. До 1956 года мы жили под строгим оком комендатуры, ежемесячно обязаны были отмечаться. Так что мечты доучиться в институте остались мечтами.

Сибиряки тоже бедствовали, голодали, были плохо одеты и обуты, но они были дома... Хотя нам ещё повезло - ведь те, кого взяли в трудармию, страдали гораздо сильнее. Многих послали в рыболовецкие артели. Страшные холода, плохая одежда, из еды - одна рыба. Целыми днями мокрые, промёрзшие, в бараках висел пар, одежда и обувь к утру не успевала просохнуть. Тяжкая, опасная работа и безысходность - вот что такое трудармия. Ранним утром бригадир на весь барак орал: "Ну, лентяи, фашисты, быстрее одевайтесь, на работу!" Пощёчины, пинки... Здоров ли, болен - разницы нет.

С начала высылки немцев Поволжья прошло ровно 65 лет, выросли наши дети. Сын, который прошёл вместе со мной через ад переселения, умер в 56 лет, дочь с семьёй живёт с нами. У нас есть внуки и правнуки. Мы с мужем давно на пенсии, нам за 80. А пережитое не забывается. Я всю жизнь отдала детям, школе, считалась примерной учительницей - есть много почётных грамот, но никаких медалей ни за войну, ни за работу немцам не давали. Мы же изгои!

Какой трудный век достался России и нам, её детям: Гражданская война, голод 21-го года, коллективизация, голод 32-го года, беспредел 37-го, Великая Отечественная, переселение, застой, перестройка, временами переходящая в перестрелку... Где ж ты, "свет в конце тоннеля"?

От Александры Михайловны Мясниковой-Шультайс, с. Атаманово, Сухобузимский р-н, Красноярский край

Смотрите также:

Оцените материал

Также вам может быть интересно