"Хлюпик" Козинцев
ВСКОРЕ после окончания Великой Отечественной войны кинорежиссёр Григорий Михайлович Козинцев показывал Сталину свой новый фильм и пытался угадать, какое у него сложится впечатление. Вдруг в зал вошёл помощник Сталина Поскрёбышев, вручил ему записку и посветил фонариком. Сталин прочёл и буркнул: "Плохо!"
Услышав это, Козинцев лишился чувств. А Сталин, поднявшись со своего места, обратился к сидевшим рядом членам Политбюро:
"Когда этот хлюпик придёт в себя, объясните ему, что "плохо" относится не к фильму, а к записке. Товарищу Сталину весь мир говорит "плохо" - но он не падает от этого в обморок!"
"Когда она жена и мать"
НА ВЫХОД в свет романа Л. Н. Толстого "Анна Каренина" Николай Алексеевич Некрасов откликнулся эпиграммой:
"Толстой, ты доказал
с терпеньем и талантом,
Что женщине не следует "гулять"
Ни с камер-юнкером,
ни с флигель-адъютантом,
Когда она жена и мать".
...А ВОТ какую эпитафию этот же поэт написал одному петербургскому знакомому:
"Зимой играл в картишки
В уездном городишке,
А летом жил на воле,
Травил зайчишек груды
И умер пьяный в поле
От водки и простуды".
"Москва, безусловно, святая..."
ПРАВНУК петровского фаворита светлейший князь Александр Сергеевич Меншиков, с 1827 года начальствовавший над Морским штабом и вошедший в историю как один из виновников поражений русской армии при Альме и Инкермане в Крымскую войну, слыл при дворе Николая Первого большим острословом.
...О представителях старинного дворянского рода Бибиковых Меншиков отзывался с большим сарказмом. Каждому из них был свойственен свой ярко выраженный грешок: Дмитрий Гаврилович невероятно гордился древностью рода и при всяком случае её выпячивал, Илья Гаврилович был отчаянный картёжник, а Гавриил Гаврилович был сущим Бароном Мюнхгаузеном - часу не мог прожить, чтобы не выдумать какую-нибудь небылицу или не прихвастнуть. "Все Бибиковы привержены одному глаголу - дуть, - шутил о братьях Меншиков. - Один - надувается, второй - продувается, а третий - всех надувает".
...ВЕСНОЙ 1850 года Николай Первый, а с ним и все сановники двора находились в Первопрестольной. Рассуждая о храмах и древностях Москвы, государь глубокомысленно заметил, что русские справедливо называют её святой. "Москва, безусловно, святая, - продолжил мысль императора Меншиков. - А с тех пор, как ею управляет генерал-адъютант Закревский, она - великомученица".
Полбеды и полная беда
ТЕАТРАЛЬНЫЙ дебют замечательного артиста Ефима Захаровича Копеляна закончился большим конфузом. Молодой актёр с непривычки очень волновался, и его буквально вытолкнули на сцену, где сидел на троне в царских одеждах корифей ленинградского Большого драматического театра Николай Монахов.
Когда Копелян появился на сцене, Николай Фёдорович в большой задумчивости стал смотреть не на него, а почему-то за него. Копелян, немного совладав с волнением, обернулся, чтобы понять ход мысли Монахова, и, к своему неописуемому ужасу, понял, что вошёл на сцену... через окно. Растерявшись, он бросил поднос, с которым ему следовало приблизиться к царю, поднося кубок вина, и в панике убежал за кулисы.
После спектакля артист-дебютант, уже уверивший себя, что в театре его песенка спета, пришёл извиняться перед Николаем Фёдоровичем. А Монахов, за свою жизнь в театре видавший и не такое, с усмешкой глянул на молодого актёра и лишь заметил: "То, что ты вошёл на сцену в окно, - полбеды, а что ушёл со сцены в камин - вот это беда!"
"Не Богу ты служил и не России..."
...НА СМЕРТЬ императора Николая Первого, последовавшую в феврале 1855 года, Фёдор Иванович Тютчев откликнулся эпиграммой:
"Не Богу ты служил и не России,
Служил лишь суете своей,
И все дела твои, и добрые и злые, -
Всё было ложь в тебе,
всё призраки пустые:
Ты был не царь, а лицедей".
Проделанный Отечеством в царствование Николая Первого исторический путь Тютчев охарактеризовал в следующем четверостишии:
"Куда сомнителен мне твой,
Святая Русь, прогресс житейский!
Была крестьянской ты избой -
Теперь ты сделалась лакейской".
...ПРЕДСЕДАТЕЛЯ Государственного совета и Комитета министров в 1862-1864 гг. графа Д. Н. Блудова, человека крайне желчного и раздражительного, Тютчев охарактеризовал следующим образом:
"Граф Блудов - образец христианина: никто так не следует заповеди о забвении обид, нанесённых им самим".
...КНЯЗЬ В. П. Мещерский, издававший газету "Гражданин", одну из своих бесчисленных, скучнейших и малограмотных статей посвятил абстрактным рассуждениям о "дурном влиянии среды".
"Не ему бы дурно говорить о дурном влиянии среды, - заметил по этому поводу Тютчев. - Как же он забывает, что его собственные среды заедают несчастных посетителей?!"
Князь Мещерский запамятовал, что он сам принимал гостей как раз по средам.
...ВЕРНУВШИСЬ в Россию из длительного заграничного путешествия, Тютчев написал жене: "Я не без грусти расстался с этим гнилым Западом, таким чистым и полным удобств, чтобы вернуться в многообещающую грязь милой Родины..."
...О РУССКОЙ истории Тютчев говорил: "До Петра Великого это сплошная панихида, а после Петра Великого - нескончаемое уголовное дело".
...В 1873 ГОДУ смертельно больного Тютчева пожелал навестить император Александр Второй, доселе никогда у него не бывавший. Когда об этом сказали лежавшему Тютчеву, он чрезвычайно смутился и заявил: "Будет крайне неделикатно, если я скончаюсь на другой день после царского посещения..."
"Хочу гуся! Эпиграмма вся!"
ДИРЕКТОР ЦДРИ Борис Филиппов вспоминал, как вскоре после окончания Великой Отечественной войны в его заведении на Новый год зажарили гуся. Собрались уже уютной компанией отметить праздник, но тут начали хлопать двери... Народу набилось!
Пришлось срочно выносить из зала кресла и вносить столы. Вместе, конечно, веселее. Но как быть с гусем? Хоть и хорош, и аппетитен, но всё же один... Додумались положить его в корзину и подвесить к потолку, но гости какие-то несытые попались. Так и норовят на потолок взглянуть, хотя вот уже и шампанское разлили, и часы вот-вот полночь пробьют...
А Дедом Морозом в тот год в ЦДРИ был назначен Леонид Утёсов. И он предложил, чтобы никому не обидно было, разыграть этого гуся. Назначить его в приз тому, кто предложит лучшую кандидатуру на роль Снегурочки. Все зашумели, повскакивали с мест, выкрикивают фамилии коллег. Утёсов всех отвергает. Когда гости выдохлись, заявляет:
- Хочу в Снегурочки... Бориса Филиппова! Если не дадите - будете всю новогоднюю ночь одни, без Деда Мороза!
Филиппов же, покорно облачившись в подобающий наряд и приспособив сзади косу, входит в образ и в микрофон заявляет:
- Друзья и подруги! Этот Дед Мороз задумал, как видно, вместе со мной съесть нашего дорогого гуся, поэтому подхалимски провёл мою кандидатуру в Снегурочки! Но это явно негодная попытка использовать своё служебное положение в корыстных целях, и потому предлагаю разыграть гуся снова. Пусть он достанется автору самой короткой, но и самой остроумной эпиграммы про гуся! Будем честно бороться за птицу!
Только он это сказал, как на сцену уже забирается поэт Морис Слободской. Нагнул к себе микрофон да как рявкнет во всю мощь лёгких:
- Хочу гуся! Эпиграмма вся!
Здесь уж даже одессит Утёсов только крякнул, не зная, что возразить... Под аплодисменты зала птицу стащили из-под потолка, и она "улетела" за стол, где пировал с друзьями Слободской...
"А Дед Мороз, каналья, всю ночь тёрся возле стола с гусем, - заключил свой рассказ Филиппов. - И, по-моему, добился своего..."