12 декабря 1921 года в семье врача городской больницы в Феодосии родился второй ребенок. Роды были на редкость быстрые и легкие. Мать сразу же потянулась к новорожденному со счастливой улыбкой:
- Это ведь мальчик, да?
- Нет, милая, это славная голубоглазая девчушка.
- Нет-нет, не может быть! - закричала женщина. - Это должен быть сын. Я так молилась о нем, иначе не оставила бы ребенка...
Слезы ручьем лились из ее глаз. Девочку унесли.
"Дай я тебе помогу, мамочка!"
МАМА была очень верующая. Отец работал в медсанчасти Коммунистического университета имени Свердлова, который готовил красную профессуру, и мы жили в семейном общежитии при университете. Начальником медсанчасти был родной брат Ленина Дмитрий. Они с отцом дружили, и Дмитрий Ильич часто приходил к нам в гости. Однажды, помню, он подошел к иконам - представляете, иконы в стенах Коммунистического университета! - и сказал маме: "Нина Николаевна, на таких, как вы, мир держится..."
В четыре года я выучилась читать, а в школу поступила в шесть. Учеба давалась легко, так что я могла много времени отдавать спорту, музыке, танцам. Больше всего, однако, я любила читать, и всегда просила дарить мне только книги...
Иногда мама брала меня с собой в Страстной монастырь, который располагался на месте сегодняшнего кинотеатра "Пушкинский". Там было удивительное распятие: деревянная скульптура распятого Христа в натуральный человеческий рост. До ноготочков на ногах как живой! Я шустрая была: бегаю по монастырю, а как только к этому распятию примкну - все, устроюсь у Его ножек и ноготочки перебираю.
Однажды мы с мамой ждали сестру, которая пошла на исповедь, и вдруг увидели, что она возвращается вся в слезах: ей отказали в причастии. Оказывается, она не должна была перед этим не только есть, но и чай пить. При виде слез дочери расстроилась и мама, и, пытаясь ее успокоить, хотела уговорить священника сделать для ребенка исключение. Я, совсем кроха, увидев эту сцену, выпалила: "Что же вы расстраиваетесь! Нужно радоваться, что ее спасли от греха". Монахини, услышав это, умилились, сказав, что устами ребенка говорит Сам Господь.
Мама всегда больше любила старшую сестру. Я ведь должна была родиться мальчиком, только на этом условии она решилась родить второго ребенка. А я ее подвела. Поэтому, наверное, и была обделена материнской любовью.
Помню, мне было лет девять, когда я увидела ее из окна возвращающейся с покупками. Мамино усталое грустное лицо вызвало у меня такую жгучую жалость, что я бросилась ей навстречу, чуть не плача: "Дай я тебе помогу, мамочка!" Но, как пощечина, прозвучало: "Что тебе нужно, оставь меня, пожалуйста, уйди!.."
Родина в опасности
К ОКОНЧАНИЮ школы я успела получить диплом медсестры, выполнила нормативы второго разряда по стрельбе и лыжам, прыгала с парашютом, занималась конным спортом, прекрасно знала немецкий и испанский языки. Такая насыщенная жизнь заменяла мне домашний уют. Домой я приходила только спать. Успешно окончив школу, поступила в Московский авиационный институт. Когда началась война, я была на третьем курсе и не сомневалась, как и все тогда, что фашисты будут разгромлены буквально за несколько месяцев.
Однако к началу октября положение на фронтах стало критическим, сводки становились все безнадежнее. Бои шли уже на ближних подступах к Москве. И когда был брошен клич: "Все на защиту Москвы!", я, не раздумывая, записалась в ряды ополчения.
Сборный пункт нашей дивизии, она называлась Третья московская коммунистическая, располагался в школе недалеко от метро "Аэропорт". Командир, мельком взглянув на мое направление, где было написано "медсестра", сказал: "Медсестер у нас хватает, так что будешь разведчицей". Привел меня в комнату: на полу матрасы, а на них - семь девчонок моего возраста, и он говорит: "Ну вот, Наташа, это теперь твоя семья. И запомни раз и навсегда: у нас такой закон - в разведке друга не бросают. Сам погибни, но друга спаси".
Я запомнила это на всю жизнь.
Боевое крещение
В НОЧЬ с 5 на 6 декабря нас подняли по тревоге. "Немцы готовят прорыв на Волоколамском направлении, - сообщил командир. - Получен приказ провести разведку. Командиром группы назначаю Сапфирского, с ним пойдут шесть человек. Добровольцы есть?" Взвод, все 33 человека, сделали шаг вперед. Подойдя ко мне, командир, чуть улыбнувшись, сказал: "Ну, ты-то уж вне конкуренции"... И, назвав еще пятерых, поторопил: "Быстро одевайтесь, машина ждет!"
Привезли нас к берегу замерзшей реки. Двое ребят получили задание перейти реку и скрытно провести наблюдение в зоне полотна железной дороги. Остальные остались ждать. Вдруг слышим, стрельба... А через несколько минут появился Саша, один из ушедших в разведку: в крови, без шапки, с искаженным от боли лицом. Он рассказал, что Юра, второй разведчик, тяжело ранен и ему пришлось оставить товарища в укрытии, так как сам, раненный, все равно бы его не дотащил. Я как эти слова услышала, сразу вспомнила: "Сам погибай, а товарища выручай!" И раз - бушлат с себя содрала, штаны ватные. И бегом - по следам, которые они оставили... Нашла Юру, связала наши ремни. "Ты, - говорю, - только руками мне помогай, отталкивайся..." Примерно до половины реки я его волокла. А потом наши увидели, что мы ползем, кинулись навстречу, вытащили нас уже на последнем издыхании. И тут я взяла и расплакалась. Ну как девчонка...
Награда Рокоссовского
КОМАНДУЮЩИМ 16-й армией был Константин Константинович Рокоссовский.
Наши штабные палатки стояли в лесу, и я, привыкшая рано вставать, встретилась однажды с командующим, который тоже любил ранние прогулки. Я остановилась, не зная, как быть дальше. А он подошел, поздоровался, не ожидая от растерявшейся девчушки уставного приветствия, и сказал, что скоро мне придется выполнить серьезное задание. И действительно, вскоре мне было приказано отправиться в занятую немцами деревню Игнатьево. Там, на краю села, была изба, где жила семья связанного с партизанами крестьянина. Наш разведчик, посланный к нему на предыдущей неделе, не вернулся, и теперь предстояло "продублировать" его задание.
Подойдя к кромке леса, я увидела нужную мне избу. Теперь надо было разглядеть условный знак: прислоненные к сараю грабли, зубьями внутрь - все в порядке, зубья наружу - опасность.
Приглядевшись, я увидела, что грабли находятся в "безопасном" положении, и уже собралась выходить из укрытия, как вдруг молодая женщина быстро подошла к граблям и повернула их зубьями наружу: опасность! Я замерла в смятении. Но тут произошло уже совершенно необъяснимое. Из избы вышел пожилой человек, по описаниям - хозяин, и вернул грабли в положение "безопасно". Я совсем растерялась: чему верить? Решение родилось внезапно: предупреждение об опасности не могло исходить от предателя. Ожидаемого посланника явно хотели предупредить, спасти от чего-то непонятного, но страшного. Надо уходить, и немедленно...
Возвращалась тем не менее в ужасном состоянии: что меня ждет за невыполнение задания? Только к концу дня добралась до своих. И вдруг навстречу мне с радостными криками выскочили мои сослуживцы. Они рассказали, что я разминулась с партизанской девочкой, которую с большим риском прислали к нам, чтобы предупредить о предательстве хозяина избы. Это по его вине схватили немцы нашего разведчика. Та же участь была уготована и мне...
Рокоссовский вызвал меня к себе, вышел навстречу, протянул руки, в которых утонули мои ладошки, и сказал: "А вы, оказывается, еще и умница! Чем же вас наградить?"
Осмелев, я выпалила:
- Разрешите до конца войны служить с вами!
Он рассмеялся:
- Почему же только до конца войны, можно и дальше...
Господь хранил
ВЕСНОЙ 1943 года, накануне грандиозного Орловско-Курского сражения, моя непосредственная работа заключалась в прослушивании противника по проводной связи.
За линию фронта меня переводил сопровождающий. У него была и схема проводной связи. Подключившись, я слушала и запоминала все важное, что передавало немецкое командование своим войскам. Затем возвращалась к своим и сообщала об услышанном в штаб. Дважды такие операции прошли удачно. Но до конца жизни не забуду того, что случилось в третий мой рейд. Когда я уже отключилась и выбралась из укрытия, чтобы, дождавшись темноты, вернуться к своим, спиной почувствовала, что не одна. Быстро обернулась, выхватив пистолет, и тут же получила удар по руке. Мой пистолет мгновенно оказался у стоявшего передо мной немца. От ужаса я даже не разглядела немца - ни звания, ни возраста, ничего не помню. Сердце выскакивало из груди, я почти не дышала. Вдруг немец рывком повернул меня спиной к себе. "Сейчас выстрелит", - успела подумать я и тут же получила сильный толчок в спину. Далеко впереди меня упал мой пистолет.
- Я не воюю с девчонками. А пистолет возьми, иначе тебя свои же расстреляют...
Я обомлела, повернулась и увидела длинную фигуру, уходящую в глубь леса.
Ноги не повиновались мне, и я, спотыкаясь, побрела к месту, откуда с наступлением темноты можно было выйти к своим.
Через много лет, когда я рассказала об этой истории своим друзьям, один из них произнес ставшие для меня не так давно откровением слова:
- Неужели вы до сих пор не поняли, что вас все время хранил Господь и кто-то сильно молился за вас и ваше спасение?
Войну окончила капитаном
ПОБЕДУ я встретила в Риге. Помню, накрыли праздничный стол. А я, надо сказать, за всю войну не научилась курить и сто грамм наркомовских никогда не принимала - отдавала их сослуживцам-мужчинам. Но тут отвертеться было уже невозможно. На меня бы смотрели, как на врага народа. И я немножко выпила. Ну и Бог наказал меня за это немножко. Ночь была ужасной. Каморка моя крутилась, как какой-то аттракцион, я никак не могла понять, где стены, где потолок...
Помню колонну пленных немцев, они шли такие веселые, с букетами, пели свои песни. И видно было: страшно довольны, что война закончилась.
А до этого я видела колонну пленных немцев: ободранных, раненных, страшных после Сталинградской битвы. Я смотрела на них и чувствовала, что не испытываю никакой злости. Наоборот, я видела перед собой живых людей. Людей, которые перестали быть врагами и заслуживают жалости...
А еще помню, как впервые за все военные годы мы с подружкой, нарушая устав, разулись и босиком бегали по лесу, касаясь стволов деревьев, смеясь и падая на мягкую землю. И вдруг я увидела цветок с бледно-голубой головкой на длинной тонкой ножке.
Он показался мне таким прекрасным, доверчивым и беззащитным, что я долго, с бьющимся сердцем, молча смотрела на него, боясь, что моя подруга тоже увидит его и захочет сорвать...
В День Победы нам дарили столько прекрасных цветов, что удержать их в руках было невозможно. Но до сей поры лесной подснежник вызывает у меня трогательную нежность за первое ощущение возвращения от войны к нормальной жизни.
Войну я окончила капитаном, а пять лет назад к 55-летию Победы мне позвонили из районного военкомата и поздравили с присвоением майорского звания.
"Хватит кичиться боевыми заслугами"
В ИЮНЕ 45-го года состоялся Парад Победы на Красной площади. Командовал парадом наш прекрасный рыцарь - маршал Рокоссовский.
Увы, торжество победителей длилось недолго. Спустя несколько лет после Победы Иосиф Сталин обратился к народу с призывом: хватит кичиться боевыми заслугами, нужно все силы отдать труду для восстановления страны.
День Победы перестал быть праздничным. Уволенным в запас боевым офицерам, в том числе и Героям Советского Союза, предлагалось идти на самую трудную работу, в основном - на шахты и в колхозы. Бывшие военные герои спрятали свои боевые награды. Правительство отменило льготы на транспортные расходы и выплаты за государственные награды...
Снова вспомнили о защитниках Родины только в день 20-летия Победы: вернули этому дню статус праздничного, стали поздравлять ветеранов, в школах ввели уроки мужества, на которые приглашали ветеранов для беседы с молодежью. Видно, дошло до партийного руководства, что трудно воспитывать чувство патриотизма у молодых, видящих, как бедствуют забытые Родиной их деды и герои прошедшей войны.
Царский дар
ДОМОЙ я вернулась в мае 1949 года. Мама расцеловала меня и долго, серьезно рассматривала мои погоны и награды. Потом сказала:
- Как ты похожа на своего деда!
- На дедушку Петра, священника? - с удивлением переспросила я.
- Да-да, - как-то задумчиво ответила она и, будто решив что-то важное для нас обеих, добавила: - Ну что ж, нам надо с тобой поговорить...
Вот что я услышала.
В роду моего отца многие поколения предков по мужской линии были священниками. Они имели большие семьи, а старшие сыновья из рода в род поочередно крестились Петрами и Павлами. По окончании духовной семинарии старший сын становился священником, остальные мальчики, как правило, шли в военные училища. Эта традиция сохранялась до моего деда Петра. Он был настоятелем Успенского собора в Курской епархии.
Прадед мой о. Павел получил в честь коронации императора Николая II ценный подарок - столовое серебро, которым очень дорожил. Затем он передал его сыну Петру при вступлении его на священническую службу. Дальше очередь была за старшим братом моего отца - Павлом, который заканчивал семинарию и должен был стать священником. Ему же переходил в наследство и царский дар. Но тут случилось небывалое: впервые за долгие годы традиция нарушилась - Павел наотрез отказался принять сан священника. Вслед за ним не подчинились воле отца и другие сыновья о. Петра, который настолько глубоко пережил это отступничество, что тяжело заболел и вскоре скончался. На этом династия священников прервалась.
Моя бабушка очень страдала от непослушания своих сыновей и говорила, что они совершили большой и неизбежно наказуемый грех, отказавшись нести пастырский крест. Случайность это или роковая неизбежность, но действительно случилось так, что ни у одного из братьев не выживали мальчики - в живых оставались только дочери...
Затаив дыхание, слушала я эту почти мистическую историю. Мама замолчала, как бы с усилием перешагивая через что-то внутри себя, и произнесла: "Крест, который отвергли когда-то твой отец и дяди, ты взяла на себя. Ты по своей воле послужила Отчизне, и эта жертва была угодна Господу - Он сохранил тебе жизнь. Дед твой поступил бы так же, поэтому ты по праву должна принять и хранить царский дар".
Какое же это счастье
ОДНАЖДЫ я получила из Ленинграда письмо от вдовы моего однополчанина. Она сообщала, что ее сын Сережа, после окончания университета работавший в научном институте, внезапно все бросив, стал священником. Оказывается, она долго скрывала от меня "это несчастье", боясь, что я откажусь от дружбы с ними. Я сразу же позвонила и сказала: "Глупая, если твой сын нашел что-то великое, что заставило его пойти на такой шаг, ты должна радоваться. Это не всем дается, ведь очень многие проживают жизнь, так и не найдя своего места в ней. А он нашел..."
А потом мы вместе поехали в Ярославскую епархию, где Сергей служил священником.
И что мы увидели? Избушка в чистом поле, заборчика даже нет. Во дворе колодец. "Это твой дом?" "Да", - говорит и улыбается, а глаза такие глубокие, вдумчивые. Зашли. Там одна комната, терраска. Окна без занавесок. Потолок весь в щелях, из щелей пакля свисает. "Удобства" во дворе. Я вспомнила шикарную ленинградскую трехкомнатную квартиру полковника Лукашенко, отца Сережи.
И вдруг вместо ужаса и протеста ощутила такой прилив восторга и радости! Так мне стало хорошо. "Господи! Какую же ты сильную веру ему дал, чтобы вот так, совершенно добровольно уйти от благоустроенной жизни сюда, в это запустение, и оставаться таким спокойным и умиротворенным!. Какое же это счастье, Господи! Мне бы хоть кусочек такой веры"...
На другой день в храме была воскресная служба. Повинуясь какому-то новому чувству, я купила простенький крестик на шнурочке, надела его тут же, да так с тех пор не меняю и не снимаю его...
Вернувшись в Москву, я вдруг поняла, что уже не смогу жить по-прежнему. Все, что до сих пор было смыслом моей жизни - работа, активная общественная деятельность, мою кандидатуру тогда выдвинули в Верховный Совет, - разом поблекло и потеряло значение.
Любовь
ЧТО я могу сказать о личной жизни? Когда я поступила в институт, на меня обратил внимание один мальчишечка, старше меня на три года. А я его гнала от себя, дерзила. Я вообще была довольно закомплексованной девочкой. Мама очень часто мне говорила, какая я некрасивая, поэтому дружила я только с теми мальчишками, которые смотрели на меня, как на своего товарища.
А потом как-то так получилось, что он меня познакомил со своими родными. Он был сыном известного летчика Бабушкина, в честь которого назван один из районов Москвы. Они очень тепло приняли меня, а его сестра даже сказала: "Я давно уже о тебе знаю, так что, не смущайся". Мне было хорошо у них. Однажды, когда мы были в его комнате, он вдруг спросил: "Почему ты так долго не верила, что очень мне нравишься?" Опустив голову, я рассказала про свою печаль, с которой жила с самого детства: "Я ведь некрасивая". Взяв за плечи, он подвел меня к зеркалу и сказал: "Не смей больше о себе даже думать так! Смотри, какие у тебя чудесные глаза. А улыбка..."
В его тоне было столько искренней обиды за меня, что я вдруг, уткнувшись в его плечо, заплакала горько, как обиженный ребенок. Но на самом деле это были слезы благодарности. С этой минуты не было для меня более родного человека! Мне даже воздуха не хватало, когда его не было поблизости...
А потом началась война, и летчик Бабушкин-младший 25 октября 1941 года пропал без вести под Малоярославцем. Улетел и не вернулся. Я очень-очень долго его ждала. Верила, что он спасся, что его подобрали партизаны, да мало ли что еще могло быть? Ведь никто не видел его мертвым, никто его не хоронил... Я его помню до сих пор и молюсь за его душу...
Но время шло, и, когда никакой надежды уже не оставалось, я уступила настоятельным уговорам моих родных и друзей и решилась выйти замуж. За очень хорошего человека, друга маршала Рокоссовского. Но не получилось. Уж такая, видно, у меня натура - не умею приспосабливаться. Выходя замуж без любви, я надеялась, что ее заменит чувство уважения. Но этого оказалось мало. Прошло несколько лет, и я решила, что будет честнее отпустить этого хорошего и доброго человека, пока он еще молод. Объяснила ему все начистоту, поплакали мы с ним и по-хорошему расстались.
А я стала готовиться к другой жизни, которая, как я теперь понимаю, была мне предназначена изначально.
Воля Господа
В ДЕКАБРЕ 1990 года я тяжело заболела с печальной перспективой полного паралича в будущем. Пришлось ложиться в больницу. И я с легким сердцем написала заявление о снятии своей кандидатуры из списков для выборов в Верховный Совет России.
В болезни я усмотрела волю Господа, поняла ее и подчинилась безропотно. Оборудовала дома иконостас, затеплила лампаду, приобрела много духовных книг. Зная, что мне грозит и потеря зрения, принялась заучивать наизусть наиболее любимые молитвы. Как-то само собой получилось, что я незаметно отказалась от мяса.
Жизнь наполнялась иным содержанием, появились новые знакомые, более близкие мне по духу. Да и старые друзья перестали возмущаться моим преображением и уже без иронии задавали мне вопросы, касающиеся христианской веры. Чаще всего спрашивали: зачем ходить в церковь тем, кто и так ведет честную жизнь, делает добро, не нарушает общечеловеческих, а значит, и христианских заповедей? В ответ и я спрашивала их: а зачем люди ходят в школу, зачем нужны учителя, если можно все изучить по книгам, без помощи наставников?
ПРОШЛО пять лет моей монашеской жизни. Сколько еще дней осталось мне для исправления своих неправедных деяний? Прощение можно вымолить только искренней верой и добрыми делами, но как мало удалось совершить на этом поприще...
Лидочка