"Только сердце внезапно сожмется, как ежик..."

27 января исполнилось 60 лет со дня снятия блокады с осажденного немецкими войсками Ленинграда.

С каждым годом все меньше остается людей, переживших ленинградскую блокаду. Поэтому так важно услышать голос тех, кто помнит, как это было.

В сентябре 2004 года Вере Николаевне ЛОО-ЛЯКХЕР-ГЕНИНОЙ, пережившей блокаду Ленинграда, исполняется 90 лет. Предоставим ей слово.

Был ясный, солнечный день...

- С ПЕРВЫХ дней июля 1941 года меня с командой женщин направили на станцию Мга рыть противотанковые рвы. Работали от темна до темна. Питались скудно. Пекли на дне рва то, что собирали на полях и огородах: картошку, корнеплоды. От тяжелой работы у меня разошлись швы после недавней операции аппендицита. Меня без сознания отправили в город, где, оказав первую помощь, на "скорой" привезли домой. За мной ухаживала моя соседка.

Чуть окрепнув, я вместе с другими жильцами дома дежурила в командах ПВО на крышах, чердаках, в подъездах. Мой муж по состоянию здоровья получил "белый билет" и устроился в институт, где работал до войны, инженером. Тогда в жилых домах водяного отопления еще не было. На зиму заготавливали дрова в сарайчиках во дворе. При налетах зажигательные бомбы попадали прямо в них, они сгорали мгновенно. Ясно было, что зимой в домах будет холод.

Восьмого сентября 1941 года был ясный, солнечный день. Вдруг мы услышали жуткий гул, который буквально оглушил нас. Мы увидели, как в небе со стороны Финского залива показались немецкие самолеты. Они летели в сторону Путиловского завода, где находились продовольственные склады. И тут началось светопреставление: бесконечные взрывы, всполохи огня. Небо превратилось в сплошное пламя. Горели все городские запасы продовольствия: масло, сахар, мясо. Дым, пламя, гарь... Весь город покрылся черной копотью. (Документы прошлого свидетельствуют: 8 сентября 1941 г. на город было сброшено 6327 зажигательных бомб; вспыхнуло 178 пожаров. Через несколько часов тяжелые бомбардировщики противника сбросили на город 48 фугасных бомб весом каждая 250-500 кг. Это был первый массированный налет на Ленинград.)

В конце ноября с Большой земли продовольствие стали доставлять через Ладожское озеро по Дороге жизни. По ней же из Ленинграда эвакуировали людей. Немцы пытались уничтожить эту единственную нить жизни и бомбили ее без конца.Часто машины с людьми и продовольствием уходили под лед. Это было ужасно.

Я так хочу жить!

В ЯНВАРЕ 1942 года стоял 35-градусный мороз. В лютый мороз истощенные люди падали и умирали. Трупы лежали на улицах, дорогах, у домов. Выходя из квартиры, на лестничной клетке я перешагивала через мертвых соседей. Это невозможно забыть!

В декабре еды в городе осталось совсем мало. Юрий Воронов, поэт-блокадник, писал:

Вместо супа -
Бурда из столярного клея
Вместо чая -
Заварка сосновой хвои,
Это б все ничего,
Только руки немеют,
Только ноги
Становятся вдруг не твои.
Только сердце
Внезапно сожмется, как ежик,
И глухие удары
Пойдут невпопад...
Сердце!
Надо стучать, если даже не можешь.
Не смолкай!
Ведь на наших сердцах - Ленинград.

Воду приходилось носить из Невы. По обледенелой горке надо было спуститься, набрать воды и еще найти силы забраться обратно. В домах, чтобы согреться, жгли все, что горело: мебель, книги... Стекол в окнах не было. Закрывались от ветра чем могли. В марте, когда наступила оттепель, вплотную к домам до второго этажа и выше лежали отходы, которые зимой бросали из окон: выходить на улицу не было сил.

Однажды я брела вдоль разбомбленных до основания зданий в поисках работы. В какой-то момент мне показалось, что я сейчас умру, - таково было мое отчаяние. Легкое зимнее пальто, накинутое на голову и плечи одеяло, холодные ботики - вот и вся одежда. И вдруг недалеко я увидела свет в крошечном окошке. Есть огонь - значит, есть жизнь. Это оказался храм. Войдя в него, я увидела группу военных в полушубках. Горели свечи. Я подошла к спасительному теплу и заплакала. Чуть согрелась и поняла, что дойду до дома, выживу!

Случайно узнала, что комплектуется госпиталь в районе канала Грибоедова и там нужны санитарки. Закутанная в одеяло, я вошла в здание будущего госпиталя и прошептала: "Возьмите меня на работу, я не старая, я так хочу жить!"

Глоток молока

КОГДА наш институт должен был эвакуироваться, все, что можно, я надела на себя, мужа положила на санки - идти он не мог - и повезла его на вокзал. Поезд до станции Ладога, где брала начало Дорога жизни, шел медленно из-за обстрелов. На станции обессилевших людей поднимали в открытые грузовики. Ночь, ледяной ветер. Кругом рвутся снаряды... И наконец - Большая земля! На станции Кобона нас ждал поезд на Свердловск.

Обессиленные, мы лежали в грузовом вагоне. Муж был очень плох, все время просил пить, но воды не было. На каком-то полустанке поезд затормозил. Я спрыгнула с кастрюлькой в руках чтобы набрать снега, но он был черен от копоти. Начальник полустанка начал меня ругать, а я, рыдая, еле вымолвила: "Мой муж умирает, ему нужна вода". Тогда он вынул из-за пазухи маленькую бутылочку с еще теплым молоком и дал мне. Муж чуть отпил молока и потерял сознание. В Вологде в числе других, не подающих признаков жизни, его вынесли из вагона. Позже, уже работая в Свердловске, я узнала, что его спасли. Жить стало легче...

Надежда ПЕТРЕНКО, 19 января 2004 г.

Смотрите также:

• Народная война (22.04.2004) →
• Чтобы помнили... →
• Своя война →