В конце 20-х годов в семье сочинителя головоломок и шарад, которые печатались в различных изданиях, Владимира Кристалинского родилась девочка, которую назвали Майей. Увы, ребенок прожил всего два года. И когда 24 февраля 1932 года снова родилась девочка, родители ее тоже назвали Майей. Возможно, судьбу будущей певицы определил ее дядя, режиссер музыкального театра, подаривший маленькой Майе гармошку, на которой та сначала самостоятельно выучилась играть, а потом и запела, аккомпанируя себе, "Друзей-однополчан", "Синий платочек" и другие песни недавних военных лет.
Дружба на всю жизнь
ДВОЮРОДНАЯ сестра отца Кристалинской, Лилия, была актрисой Музыкального театра имени Станиславского и Немировича-Данченко. Муж ее, Павел Златогоров, - известным режиссером, ближайшим помощником Немировича; поставил вместе с ним "Катерину Измайлову", "Тихий Дон", "В бурю", а после его смерти - "Войну и мир", "Так поступают все женщины"... Благодаря "тете Лиле" и "дяде Паше" Майя еще девочкой пересмотрела практически весь репертуар их театра. В квартире Златогоровых маленькая Майя познакомилась с художественным руководителем Еврейского театра Соломоном Михоэлсом и его главным актером Зускиным, с примадоннами Музыкального театра Надеждой Кемарской и Софьей Големба, с московским грузином Владимиром Канделаки. В уютном, хлебосольном тетином и дядином доме часто собирались артисты, там было красиво и весело. А у самой Майи - коммуналка, как у большинства в те годы. Ее отец, Владимир Григорьевич Кристалинский, кроме того, что сочинял головоломки и кроссворды, которые охотно печатала "Пионерская правда", вел занятия в Доме пионеров (позже он стал Центральным Домом детей железнодорожников). В его кружок ходила десятилетняя Валя Котелкина. Она-то и стала подружкой Майи, да еще какой - на всю жизнь! Обе были музыкальны, любили петь. Вечерами, гуляя по улицам, играли в такую игру: одна начинала арию, другая говорила: "Гадание Марфы" из оперы Мусоргского "Хованщина". Или: "Ария Любаши из "Царской невесты" Римского-Корсакова". В школе Майя пела на вечерах, попросту, без подготовки, под рояль, стоящий в актовом зале. Ее хвалили, пела она чисто, с артистизмом, но делать из этого профессию... Нет, этого у нее и в мыслях не было.
Главное - вместе
ИЮНЬСКИМ вечером 1950 года в толпе выпускников, пришедших на Красную площадь, были и подруги из 634-й школы - Валя Котелкина в ситцевом платьице и Майя Кристалинская во взятом напрокат москвошвеевском костюмчике. У Манежа Майя неожиданно запела "Друзей-однополчан". Ей не подпевали: не положено громко петь у Кремля, где за светящимся окошком не спит самый мудрый человек на свете. И не аплодировали, но кольцо росло, сжималось, в задних рядах вытягивали шеи, чтобы рассмотреть певицу...
А она о карьере певицы даже не помышляла. Штудировала "Справочник для поступающих в вузы". Бросилась в глаза аббревиатура МАИ (Московский авиационный институт). Может, это судьба? Майя - МАИ. И потянула за собой Валю. Котелкиной было все равно - лишь бы вместе, и девочки подали документы на факультет экономики самолетостроения. "Будем с парашютом прыгать", - пугала Майя Валю. Сама она спортивной отнюдь не была. Когда надо было сдать зачет по плаванию (а плавать она не умела), Майя договорилась с Валей: Валя плывет, где помельче, а Майя за ней, делая гребки руками и перебирая по дну ногами. Физкультурник их трюк раскусил сразу: "Кристалинская, твою мать, вылазь, все ноги собьешь! Зачет я тебе и так поставлю, за находчивость".
Как-то девушки, приехавшие погостить на каникулы к Валиной тетке в деревню, услышали от одного колхозника: "А власть-то сейчас на штыках только держится..." Оставшись одни, девушки заспорили. Валя кипятилась: "Стыдно так говорить! Что ж, и любовь к Сталину на штыках держится?" Майя задумалась: "Я лично отношусь к товарищу Сталину хорошо. Но почему каждое его слово считают гениальным? В газетах по нескольку раз: "Как указывает великий Сталин...", "Как учит мудрый товарищ Сталин..." Он же читает их, почему не запретит? Вождь должен показывать образец скромности".
Перед получением паспорта в положенные 16 лет она - по матери русская, по отцу еврейка - советовалась с верной подругой, как записать пятую графу. Та не колебалась: "По советским законам национальность определяют по отцу". Добрая и мудрая Валя, больше всех на свете любившая маму и Майю, конечно же, не предполагала, каких слез будет стоить подруге этот "выбор"! Да и как было предположить, что в 60-х годах новый председатель Гостелерадио С. Г. Лапин, "зачищая" эфир, надолго отлучит от него в угоду "дорогому Леониду Ильичу" любимую народом певицу из-за принадлежности к лицам еврейской национальности.
Институт они окончили в пятьдесят пятом. Вместе с синими корочками, где значилось "инженер-экономист", выдали им распределение: Новосибирский авиационный завод. Не страшно, что далеко от дома: главное - вместе. И потом, в Новосибирске же есть оперный театр, можно ходить в оперу.
Побег
ЗАМДИРЕКТОРА завода встретил девушек неприветливо:
- Из Москвы?
- Да.
- Будете "выдавальщицами" - выдавать детали рабочим. Семьсот тридцать рублей. Оформляйтесь... - И вышел из кабинета.
То, что деньги по тем временам небольшие и работа скучная - полбеды, но как, где жить? Девочкам даже не предложили места в общежитии. Сжалилась секретарша: отвела их в "красный уголок". Ночевали на диване. Назавтра пошли к директору: проситься отпустить обратно в Москву. Директор отрезал: "Нет!" - и дал команду поселить их в комнате при бухгалтерии, которую они окрестили "казематом". Вечерами они слушали по радио Москву и плакали. По утрам завтракали зеленой колбасой. На заводе все казалось отталкивающим: грязный цех, матерящиеся женщины. Десяти-двенадцатичасовой рабочий день... И в головах девчонок созрел план побега. С остатком сухарей и десятью рублями сели в общий вагон и...
Они понимали, что за дезертирство их не погладят по головке, но, конечно же, не представляли, какую канцелярскую кашу заварили своим бегством. Новосибирский завод прислал в Москву ходатайство о привлечении к уголовной ответственности выпускников Московского авиационного института гр. Кристалинской М. В. и Котелкиной В. И., самовольно оставивших место работы. Время-то было серьезное! Тогда рабочих и инженерно-технических работников из цехов по несколько суток не выпускали! Но в Министерстве авиационной промышленности девочек пожалели. Начальник главка был рецензентом Майиного дипломного проекта (получившего, кстати, оценку "отлично"), он-то и решил не портить девушкам биографии и пристроил их на работу в Москве - в КБ генерального конструктора Яковлева.
Первой машиной, которую им дали обсчитать, стал ЯК-18А в 260 лошадиных сил, небольшой учебно-тренировочный самолет. Целый рабочий день девушки чертили и вели расчеты, а в обеденный перерыв народ из окрестных лабораторий сбегался на концерт. Майя пела. Тогда была безумно популярна аргентинская картина "Возраст любви" с только начинавшей карьеру Лолитой Торрес. Кристалинская пела песни из этого фильма по-испански и по-русски - "Не смотри на меня" и "Коимбра" ("Мой город родной, знаменитый..."). Слушатели были довольны.
"Музыкальная стиляга"
В ИЮЛЕ-АВГУСТЕ 1957 года в Москве прошло мероприятие "планетарного масштаба" - VI Всемирный фестиваль молодежи и студентов. Джаз в СССР в те годы не очень поощрялся, но щегольнуть хотелось. ЦК комсомола поручил молодому композитору, дирижеру и пианисту Юрию Саульскому создать джазовый оркестр не хуже зарубежных. Саульский, наслышанный о способной девушке из КБ, пригласил Майю в свой оркестр. Коллектив был в основном любительский, и заниматься пришлось очень напряженно. Зато выступили хорошо, даже стали лауреатами. Однако восьмого августа, в день, когда раздавали награды фестиваля, в газете "Советская культура" появилась разгромная статья под названием "Музыкальные стиляги". Ее "герой" - Молодежный оркестр под управлением Юрия Саульского - был бит по всем статьям. И за "заигрывание со зрителем", и за "рявканье тромбонов, вой саксофонов, грохот ударных"... "Когда на сцену выходят наши, хочется ощущать, что это - представители Советской страны. Досадно наблюдать подслушанные по заграничному радио интонации, штампованные для американизированного джаза приемы оркестровки и прочие "штучки". Манера исполнения крикливая, грубая, физиологическая, "синкопа на синкопе сидит и синкопой погоняет". Мы с отвращением наблюдаем за вихляющими ужимками длинноволосых стиляг в утрированно узких и коротких брючках и экстравагантных пиджачках..." Статья была явно заказная, и, как потом выяснилось, "заказали" ее композиторы, которых оркестр не играл... Конечно, последовали оргвыводы: Саульского и весь оркестр изгнали из Дома работников искусств. Музыканты стали устраиваться кто куда (лучших саксофонистов, в том числе Гараняна, взял к себе Лундстрем), а Майя... Майя вышла замуж.
В 24 года ничего не слабо
В ПОЛИТЕХНИЧЕСКОМ музее был вечер, в котором принимали участие те, кто готовил программы к Всемирному фестивалю. Среди них - джаз ЦДРИ и коллектив Первого мединститута, где выделялся молодой Аркадий Арканов. Будущему врачу-терапевту и известному писателю-сатирику девушка из ЦДРИ понравилась сразу. Один из друзей стал его подначивать: "А слабо тебе с ней познакомиться?" Арканову было "не слабо", и он в тот же вечер пригласил девушку в ресторан ВТО. Потом проводил ее домой, назначил следующую встречу. Но тут снова вмешался друг: "А жениться тебе слабо?" В 24 года ничего не слабо - и Арканов сделал предложение. Через пару дней они подали заявление в ЗАГС. Родителям Арканов не сказал ничего, и только когда расписались, 1 июня, привел мать в шоковое состояние, показав свое брачное свидетельство.
Свадьбу устроили скромную - родственники с обеих сторон и несколько приятелей. Отец невесты пытался шутить: "Есть Аркадий Райкин, а теперь будет Аркадий Майкин", но веселья не получалось. И тогда он, желая разрядить атмосферу, роздал гостям свои головоломки - и свадьба превратилась в их разгадывание.
Отношения молодых с родителями не складывались. Жить было негде, и у метро "Аэропорт" за 50 рублей в месяц отыскалась комнатка в коммуналке. Но и между супругами тоже, как выразился позже Арканов, "кошечка пробегала". В первую очередь не совпадали их взгляды на искусство. "Майя, у тебя нет музыкального образования, ты темна, как деревенский человек. Голос от природы, неплохой слух и способность воздействовать на слушателей - этого мало", - убеждал жену Арканов. Но та не желала внимать советам неспециалиста. Она вообще болезненно относилась к критике. Однажды известный пианист и джазовый музыкант Александр Цфасман опубликовал гневную статью об эстраде, где в качестве примера "припечатал" Кристалинскую. Скомкав газету, Майя выбрала из множества виниловых пластинок домашней фонотеки все пластинки Цфасмана, с яростью разломала о колено и выбросила осколки в окно. Прошло всего 10 месяцев брака, когда Аркадий Арканов вышел из дома с портфельчиком в руке. Это был день выборов, и он ехал к своим родителям - голосовать по месту прописки. "Когда ты придешь?" - спросила Майя. "Думаю, что я не приду вообще", - ответил он и сдержал слово.
Месть Великановой
ИЗ КБ она ушла, когда миновали три обязательных года. Теперь она уже чувствовала себя профессиональной певицей, ездила на гастроли сначала с оркестром Лундстрема, потом с оркестром Эдди Рознера по всему Союзу. Песни в исполнении Кристалинской звучали со сцены, на радио и в кинофильмах. Она выступала с Бернесом и Кобзоном, исполняла песни Пахмутовой, Колмановского, Аркадия Островского... Но не все было гладко. В эпоху, когда советский человек не имел права на грусть, Кристалинскую не раз и не два отлучали от телевидения. Песне "В нашем городе дождь" Колмановского и Евтушенко в "Советской культуре" была посвящена даже отдельная статья - полный разгром за "пессимизм и беспросветность", за "дореволюционный салон с пошлыми интонациями". "Выступление Кристалинской стало диссонансом в жизнерадостном окружении. Интонации мещанской сентиментальной лирики с оттенком пошлости не имеют ничего общего с нашей героической современностью. К сожалению, подобные песни нравятся, особенно людям с "душевным надрывом", но эту болезнь нужно лечить". И все же она вернулась на Шаболовку - помог Аркадий Островский. На слова Льва Ошанина композитор написал песню "А у нас во дворе", Иосиф Кобзон спел ее. И после потока писем: "Как же поступит она? Любит его? Что вы об этом думаете?" - появился "дворовый цикл", в котором девичью партию пела Кристалинская:
И счастья нет. И счастье - ждет.
У наших старых, наших маленьких ворот.
Однажды ей и Гелене Великановой предложили концерт на двоих в Театре эстрады. Великанова согласилась с условием, что ей дадут второе отделение. У Кристалинской было первое, и она "взяла" зал, по жару аплодисментов затмив Великанову. Та не смогла простить чужого успеха и "отомстила", проголосовав на каком-то худсовете против присуждения Кристалинской звания заслуженной артистки. Когда ей не давали петь, Кристалинская писала замечательные статьи в "Вечерней Москве", перевела на русский язык книгу Марлен Дитрих "Размышления". Были периоды, когда Кристалинскую засылали с концертами в глушь - в колхозные нетопленые клубы. Она не отказывалась, месила грязь, мерзла. Города и публика сменяли друг друга, одна за другой выходили пластинки... Песни "Тишина", "Царевна-несмеяна", "Возможно", "У тебя такие глаза", "Спасибо, аист", "Скоро август" и десятки других в исполнении Кристалинской обожала вся страна. Пластинка с песенкой "Два берега" разошлась тиражом в 7 миллионов экземпляров - и это в стране, где проигрыватель был далеко не в каждом доме.
Мы помним
ОНА ВЫХОДИЛА на сцену с неизменной косынкой вокруг шеи. Это подогревало интерес публики, о косынке ходили легенды. Но лишь близкие знали о том, что в середине 60-х Майе поставили диагноз: лимфогранулематоз - опухоль лимфатических желез. И с этим приговором певица улыбалась друзьям, плакала и смеялась, страдала и надеялась. Выступления на эстраде сменялись длительным лечением в больницах: оперировалась у Вишневского, лечилась у крупных гематологов, облучалась, проходила курсы химиотерапии. Ее муж (замуж она вышла в конце шестидесятых за архитектора Эдуарда Барклая) очень следил, чтобы она принимала все лекарства. Детей из-за болезни она иметь не могла, но они с мужем жили интересно и дружно, принимали гостей, путешествовали. Летом 1984-го, в день, когда они должны были ехать на курорт, Барклай разбудил ее в шесть утра: "Мне плохо". "Скорая" увезла его, уже без сознания, в больницу, и спустя пять дней его не стало. "После того как ушел Эдик, мне стало неинтересно жить", - говорила друзьям Майя. У нее ухудшилась речь, стали отказывать руки и ноги. Весной 1985 года речь у нее пропала совсем, она могла только плакать. Ровно через год, в день похорон мужа, 19 июня 1985 года, Майя Владимировна Кристалинская умерла в больнице.
В конце 1966-го телевидение обратилось к зрителям с просьбой назвать лучшего исполнителя года. Подавляющее большинство выбрало Кристалинскую. В том году она спела "Нежность". Эту песню исполняли многие: Синявская, Зыкина, Гвердцители, Сенчина, но в "золотом фонде" тех лет остались Шульженко с "Тремя вальсами", Бернес с "Журавлями" и Кристалинская с "Нежностью".
На ее могиле есть эпитафия: "Ты не ушла, ты просто вышла, вернешься - и опять споешь".
Смотрите также:
Раб своего голоса