Олег Битов - журналист, переводчик англо-американской научной фантастики. 25 лет в Союзе журналистов СССР, заслуженный работник культуры РСФСР. Ему 52 года. Первую трагедию он пережил в годы блокады Ленинграда. Вторая началась для него в сентябре прошлого года, когда по заданию "Литературной газеты" он прибыл в Италию для освещения Венецианского международного кинофестиваля. О том, что ему пришлось испытать за год принудительных странствий в так называемом "мире свободы", он рассказал на пресс-конференции для советских и иностранных журналистов. Выдержки из этого рассказа мы публикуем сегодня.
ПРОШЛОЙ осенью и зимой многие, видимо, читали в западной прессе и слышали в передачах радиоголосов и подголосков типа "Свободы" и "Свободной Европы" едва ли не сотни вариантов моей биографии, включая такие фантастические, как поимка советского супершпиона с помощью чар английской красавицы.
Наконец, все измышления на мой счет в западной прессе свелись к одному: советский интеллигент успешно осуществил свой тайный замысел бегства в "мир свободы". Были пролиты ушаты горючих слез по поводу моей несчастной судьбы.
Что же произошло на самом деле?
Те господа, которые планировали и с невероятным цинизмом осуществляли "операцию Битов", а затем на протяжении почти года моего принудительного пребывания в хваленом "мире свободы" пытались спекулировать на изобретенной ими же сенсации, жестоко просчитались. Угрозы расправы, изощренные средства давления неспособны поставить на колени советского человека, а материальные блага, которыми владеют "жрецы свободного мира" за счет своих налогоплательщиков, не в состоянии заменить главного - Родины.
Возвращаясь в ночь с 8 на 9 сентября 1983 года в отель, я, как это заведено, взял ключ у портье, перешел улицу к своей вилле, дал звонок у дверей, в главном здании отеля прозвучал зуммер, и дверь открылась, но почему-то на этот раз не зажегся свет. Не придав этому значения, я шагнул в темноту. Последовал страшный удар в затылок.
Дальнейшее помню плохо. Когда я утром отчасти пришел в себя, я оказался лишен и собственной воли, и твердой памяти, и даже координации движений. Остальные дни в Италии я пребывал в полубессознательном состоянии. Но память цепко сохранила отрывочные воспоминания тех минут, когда я приходил в себя. Итальянский врач Джузеппе и его соотечественница медсестра, водитель катера - итальянец, итальянские автобусы, самолет и машины, на которых меня перебрасывали то на виллу в горах, то на какие-то квартиры. Это продолжалось несколько дней. Полнейшая апатия к происходящему, полубессознательное состояние, а иногда и ощущение безмятежного забытья - психотропные инъекции исправно делали свое дело.
Наконец, в таком же состоянии меня вывезли из Пизы на самолете компании "Алиталия" по подложному британскому паспорту на имя Дэвида Лока, выданному якобы взамен утерянного на полгода.
Обмороки прекратились лишь 16 сентября. Уже в английском отеле "Олд Фелбридж" в городе Ист Гринстид, к югу от Лондона. Наркотический режим продолжался.
Два-три раза в неделю меня возили на допросы в военные казармы при въезде в Брайтон со стороны Льюиса. Когда же шерлоки-холмсы убедились, что никакого отношения к разведке я не имею, - а это произошло довольно скоро, - передо мною оказались те же сотрудники британских спецслужб, но уже в роли "политологов", продюсеров и посредников от издательств. Мне предлагали хорошо оплачиваемое место в галерее антисоветчиков-клеветников. Через семь недель после моего принудительного появления в Великобритании родилось так называемое "заявление Битова".
Я, Олег Битов, от чьего имени апеллировали к общественности меценаты из "сикрет сервис", со всей ответственностью заявляю: это сочинение полностью принадлежит специалистам из британской разведки.
Вообще, мне довелось испытать на себе богатый арсенал приемов и средств джентльменов "плаща и кинжала": шантаж и создание провокационных ситуаций, использование достижений медицины в антигуманных целях, подкуп, угроза компрометации перед советским народом и, наконец, ставшее нормой государственного права применение насилия, вплоть до физического воздействия.
Сколько раз мне доводилось слышать эти угрозы от официальных лиц разведки. Мне заявляли не без гордости, что они ведут необъявленную войну против Советского Союза. И что в этой войне - я цитирую одного из чинов британской разведки, который представился мне как "человек, принимающий решения", - "в нашей профессии, - сказал мне этот принимающий решения человек, - есть только один закон - полное отсутствие законов!".
Я помню и назову теперь имена исполнителей гнусной акции насилия.
Полковник Джордж Хартленд, начальник отдела; подполковник, ныне повышенный в звании, мой неусыпный опекун, а вернее, тюремщик, Джеймс Уэстолл; офицеры Майкл Уилмонт и Питер Хейлор; служащая того же отдела Роуз Принс; капитан Чарльз Макнот. За мою, с позволения сказать, "литературную деятельность" отвечал некий Питер Джой.
Я предвижу вопрос: почему я подписал так называемое "заявление Битова", состряпанное сотрудниками британской секретной службы?
ПЕРЕД КАЖДЫМ, кто попадает в плен (в объявленной или необъявленной войне), есть три пути. Первый - открытое сопротивление и явное неподчинение, а значит, и скорая, чаще всего безымянная могила. Я не герой. Я простой человек, а угрозы и откровения официальных чинов разведки не оставляли никаких сомнений в исходе такой борьбы. Второй путь - предательство, отказ от всех убеждений и полный, откровенный переход в иной лагерь. Все мое нутро советского человека противилось этому.
Оставался третий - трудный, сопряженный с риском компрометации перед своим пародом и не гарантирующий удачи, но, как видите, иногда со счастливым концом. Я выбрал этот путь: выиграть время, усыпить хоть на время бдительность тюремщиков, вынудить их прекратить медикаментозные допинги. Я сделал вид, будто намерен сотрудничать.
Их было много, любителей антисоветской стряпни. Небезызвестный в том мире Джон Баррон даже организовал мне поездку по США. Алкоголик и болтун, он не скрывал своих связей с ЦРУ и ФБР, а в состоянии опьянения откровенничал о таких вещах, вынос которых за пределы штаб-квартиры ЦРУ вряд ли поощряется. Не лучшим типом оказался и европейский редактор "Ридерс дайджест" Джон Паница. Полипы, сделавшие своим бизнесом паразитирование на душах сломавшихся или сломленных людей.
Я понял: передо мной открывается простор для работы - нет, не над книгой, которую ждали мои "меценаты". И я решил работать. Я писал единственную, настоящую книгу - свои репортажи "Кинофестиваль длиною в год", в которую вошли и мои впечатления, и откровения барронов, хартлендов и иже с ними. Я писал ее как свое предсмертное завещание, еще не надеясь на избавление. Для меня не оставалось ничего важнее, чем сохранить и донести до общественности свидетельства очевидца закулисной кухни западных спецслужб, ставших ударным отрядом объявленного против нас "крестового похода".
ПО ПРОСЬБЕ ЧИТАТЕЛЕЙ. Шпион с фальшивой бородой