Михаила ЖВАНЕЦКОГО знают все. Цитируют на съездах и в трамваях. Мир благодаря ему приобретает ясные очертания. Подобно Рабле, он пишет ироническую энциклопедию нашего времени.
- Не помните, как первый раз пошутили?
- Точно помню. В эвакуации. Мне - восемь лет. Дикое количество людей в трамвае. Меня зажали. Мама спрашивает: "Миша, ты где?" - "Здесь я, - говорю, - среди животов и попок". И весь трамвай как грохнул... Тогда я понял, что могу вызывать смех. Правду говорю, честное слово.
- Юмор - понятно, способность опускать все лишнее и додумывать до парадоксальной истины - тоже, но откуда у вас такое чувство русского языка?
- Во-первых, я - русский, по паспорту - не русский, но я здесь вырос и предки мои выросли. Во-вторых, владение языком -это как владение математическими формулами. Если ты ими владеешь свободно, ты профессионал, а это - стабильно высокий результат, легкость, которая требует только изобретательности. Тебе нужен только собственный мозг, в нем все заложено. Практически я не пользуюсь сейчас ни словарями, ни справочниками, все, что нужно, у меня внутри.
- Раньше пользовались?
- Да, приходилось заглядывать, чтобы узнать, что такое синоним, эвфемизм, эпикурейство. Много заглядывал. Мне же не удалось, как другим настоящим писателям, иметь семью, в которой тебя обучали языкам, игре на фортепиано, где бы с детских лет ты вращался в атмосфере литературы, искусства. Я всегда завидовал Андрею Миронову, который рассказывал, как к нему домой приходили Дунаевский, Утесов. А у меня, к сожалению, отец - врач, мать- зубной врач. Родился я в Одессе, там провел детство и говорил только по- украински, по-русски начал говорить во время войны. Мне было семь лет.
- Чувство юмора можно приобрести или это только врожденное качество?
- Это врожденное качество. Бывают удивительные случаи на концертах. Ощущение, что где-то тысяча тупых собрались, как-то договорились и пришли. Бьешься всем телом, указываешь пальцами, хочешь сказать -ребята, вчера же над этим смеялись, клянусь вам.
Я считаю чувство юмора свойством ума. Если бы я этим не занимался, то сказал бы, что юмор - одно из проявлений сообразительности. Причем мне это не очень присуще, чужой юмор понимаю не очень хорошо. Хочу привести фразу моего товарища. Мы ехали на гастроли в поезде, товарищ стоял у окна с полковником. Ехали - кругом степь, совершенно голая, перекати-поле, ветер. И Исай сказал полковнику: "Вот что тут было до советской власти". Это в 70-м-то году. Полковник чуть не сдурел в поисках ответа. Такую гениальную фразу я слышал один или два раза в жизни. Настоящий юмор и есть настоящий юмор.
- Сознание собственной гениальности пришло к вам сразу или постепенно?
- У меня его нет совершенно. Сотни людей мне объясняют, что я не то что гениален, а что я талантлив. Но когда я спотыкаюсь о самого себя, или о какой-то зал, или о людей, озабоченных чем-то другим, у меня, кроме ощущения собственной бездарности, ничего нет. Меня еще Райкин приучил, что публика ни в чем не виновата-
А потом я попадаю в какой-то город или в Москве в Дом кино, читаю и слышу каждое слово, каждую запятую. Я понимаю - нет, кажется, я талантлив, кажется, талантлив.
- Без скидок на время? А вы говорите, мы раньше были смешливее.
- Нет, раньше действительно было смешнее. На юмор хорошо действует запрет. Сейчас уже менее смешно, потому что все разрешено. Не по мне надо судить, а по количеству анекдотов, их стало меньше.
- Кризис жанра заставляет расширять тематику. Вот и вы заговорили о сексуальных меньшинствах.
- Я рассказываю о гомосексуалистах не потому, что меня раздражает сама эта компания. Каждый может заниматься, чем он хочет. И мы гораздо демократичнее относимся к ним, чем за рубежом. У меня ощущение, что голубая дорога и голубой экран совершенно свободны, они там все время: какие юбилеи, праздники, конкурсы, призы, премии... Мне становится обидно за женщин, не за мужчин. Я опять присоединился к женщинам. В некотором легком смущении.
- Есть разница между отношением к женщине у крупных прозаиков и мастеров "мелкого брызга?
- Как я там сказал?
- "Я работаю в жанре..."
- Да, да. Я работаю в жанре мелкого брызга в отличие от плотной струи прозы, но состав тот же.
- Значит, и отношение то же.
- Поэтому я уточняю формулировку. Нет, все то же самое. Я очень ценю, как математик, когда можно взять в рамочку и запомнить.
- У вас есть запретные темы?
- Конечно, есть. Человеческое страдание, старость, несчастье. Над этим невозможно вообще смеяться. А неужели вы думаете, что я всерьез занимаюсь юмором? Это ж совсем не юмор.
- По-моему, вы - лирик.
- Я добрый человек, сочувствующий очень. А вы знаете, к сожалению большому, я перестал быть богатым.
Было два периода - Первый - когда я начал работать с Райкиным и зарабатывал до тысячи рублей в месяц. Это было почти год, пока шел мой спектакль. Я чуть с ума не сошел. Ко мне приезжали из Одессы друзья, портовики разные, моряки, мы столько пили, столько ели, я столько угощал и ничего, к сожалению, не накопил. Я не хвастаюсь, я такой, какой я есть. И не разбогател, жил всю жизнь в однокомнатной квартире и только несколько месяцев назад переехал в трехкомнатную, это при ребенке-то.
А второй период был, когда появился Горбачев, вдруг стали платить со сборов. Восемь тысяч за концерт. Это были огромные деньги. Но, к сожалению, большое количество детей, мамаш и того, чем я обзавелся во время своей гастрольной жизни, - тоже все поглотили. А сейчас - опять, совершенно... Но это абсолютно не повод для уныния, просто веселый азарт. Я убедился в который раз, что артист своим телом не может разбогатеть, все равно что побелкой потолков. Это нужно иметь предприятие, конвейер. Ты сидишь в кабинете. А бутылки заливаются, запечатываются, где-то на счет откладывается, капает, капает. А когда ты сам, физическим трудом... Не вышел я на сцену - все, жить мне не на что. Тяжелейший кусок хлеба, кстати. Но я испытываю кайф, особенно после хороших концертов. Ну и что? Нормально.
- "Не привыкнешь - подохнешь, не подохнешь - привыкнешь".
- Вот-вот. Возьмите в рамочку и запомните.
Женщина - давно не тайна