"Я абсолютно чист," - смеясь, говорит он о себе. Два года назад Е. Колобов отказался от всех своих званий - и от "Заслуженного деятеля...", и от "Народного РСФСР". У артиста, считает он, должны быть имя и судьба, как говорила Марина Цветаева. Его имя хорошо известно любителям музыки не только у нас. А вот судьба...
- СУДЬБУ свою каждый выбирает сам. Я, скажем, мог бы спокойно работать в Театре имени Кирова в Петербурге. Я дирижировал там оркестром, прилично зарабатывал. Уже готов был приказ о назначении меня главным дирижером... Но я ушел оттуда, ушел потом из Театра имени Станиславского. Чего мне не хватало? Наверно, настоящей работы, такой, как я ее понимаю. И еще хотелось, чтобы люди вокруг были так же одержимы, неистовы в том, что мы вместе делаем.
Такой коллектив сложился стихийно. После скандала в Театре Станиславского, о котором писали "АиФ", вместе со мной оттуда ушла большая часть труппы, всего около двухсот человек - половина оркестра, певцы, осветители, костюмеры. Причем уходили в никуда - никто не знал тогда, что с нами будет.
Так мы создали наш муниципальный театр - первый в Москве, да и вообще у нас. Инициатива эта принадлежала Юрию Лужкову. Кстати, он же предложил и название - "Новая опера". Однако, несмотря на поддержку мэрии, несмотря на то, что было решение о передаче нам Зеркального театра в саду "Эрмитаж", весь год мы проскитались по подвалам, по временным площадкам, и до сих пор своего помещения у нас так и нет.
Фактически мы открылись в Италии на фестивале в Перудже. Там мы показали то, что ухитрились сделать за время нашей кочевой жизни - "Руслана и Людмилу" и оперу "Маддалена" Прокофьева. Послушать нас пришел его сын - Олег Прокофьев.
Кстати, вот еще один способ прекрасно жить. Многие удивляются, почему я до сих пор не уехал. Меня постоянно приглашают работать на Западе. Скажем, в ноябре я поеду во Флоренцию ставить там "Бориса Годунова", в мае на будущий год мне предстоит работать в Лейпциге. Но когда мне предлагают контракт на 3 года, я отказываюсь. Не потому, что я сумасшедший какой-нибудь или дурак, а просто потому, что хочу жить и работать здесь. Для них музыка - это десерт. Для нас же искусство больше, чем хлеб. И здесь, мне кажется, люди скорее способны понять, что я делаю.
Об этом стоит задуматься - в наше-то тяжелое, взбудораженное время люди идут слушать оперу. Мне кажется, потому и идут, что наша эстрада, телевидение - они ведь не дают расслабиться. А классическая музыка несет с собою умиротворение, в ней можно обрести надежду.
То, что мы исполняем только классику, многим кажется излишне консервативным. Возможно, так оно и есть. Может, я вообще родился не в том веке, опоздал лет на сто. В одной рецензии как-то даже написали - дескать, слабо ли мне поставить Губайдулину или Шнитке - вероятно, намекая на наше название. Но среди современной музыки, как мне кажется, очень мало такой, которая написана от души, - больше от ума. Наверное, это дело вкуса, но меня подобная музыка не трогает. С другой стороны, по-моему, так много невостребованной красоты в классической музыке, в музыке, которой мы просто не знаем. В ноябре, например, у нас будет премьера оперы Доницетти "Мария Стюарт". Я думаю, что даже многие наши музыканты ее не знают. Из 72 опер Доницетти у нас известны только 3. Или Чайковский. В будущем году к столетию со дня его смерти мы хотим поставить "Евгения Онегина". Уж на что, казалось бы, заигранная опера, но и на нее можно взглянуть по-новому. Театр, я считаю, обязательно должен нести эту просветительскую миссию, открывая новое и незаслуженно забытое старое. Это и есть для меня - новая опера.
Записал О. ГОРЯЧЕВ
Оперная прима Анна Нетребко. Звезда в джинсах