Их осталось немного... участников и свидетелей рождения нашего государства. Среди них И. ВРАЧЕВ, чья подпись стоит под Декретом об образовании Советского Союза. Наш корреспондент Г. ВАЛЮЖЕНИЧ обратилась к нему с просьбой ответить на некоторые вопросы.
- Иван Яковлевич, сейчас все наше общество озабочено проблемами расширения демократии на всех уровнях, борьбой с аппаратным бюрократизмом. Знакомясь с некоторыми историческими источниками, я обнаружила, что вы еще в 1923 г. выступали с подобными требованиями, защищая платформу оппозиции, которую принято называть троцкистской. Мы знаем, что по обвинению в причастности к троцкизму погибли миллионы людей. Вместе с тем истинные взгляды, которые отстаивала эта оппозиция, остаются для нас белым пятном.
- Прежде чем рассказывать об оппозиции 1923 г., я должен напомнить о X съезде партии. Его созыву предшествовала острая дискуссия в рядах партии. Появились платформы Троцкого, Бухарина, фракции демократического централизма, рабочей оппозиции и, наконец, тезисы Рудзутака, одобренные Лениным, а затем большинством делегатов съезда. Итак, съезд проходил в условиях открытых легальных фракций, причем выборы на съезд проводились по платформам фракций. Обстановка в партии и стране была тревожная. Поэтому съезд принял 2 резолюции: о единстве партии и об анархо- синдикалистском уклоне в партии. Причем Ленин настоял на поименном голосовании за них. Сторонники фракции Троцкого голосовали за обе эти резолюции.
Бросая ретроспективный взгляд на историю, я должен подчеркнуть, что принятие этих резолюций было известным отступлением от демократического образа жизни в партии.
Почему это было отступлением? На том же съезде был такой эпизод. Во время обсуждения этих резолюций выступил Рязанов и внес предложение: на будущее запретить выборы на съезд по платформам. Против этого предложения резко выступил Ленин, заявив, что ни в коем случае нельзя лишать членов партии права иметь свое суждение по любым вопросам и настолько их ограничивать, чтобы они не могли организованно доказывать свою правоту и защищать ее. Если в партии возникнут важные разногласия, нельзя препятствовать тому, чтобы выборы проводились по платформам. Это звучит очень актуально и для нашего времени.
Итак, X съезд партии принял решение о запрещении фракций.
В октябре 1923 г. в ЦК партии поступило заявление 46 старых большевиков, в котором подвергалось критической оценке тогдашнее общее положение в стране и, главное, положение в партии: нарушения принципов коллективного руководства, назначенство и т. д.
Аналогичные идеи содержались и в письме Троцкого, направленном в ЦК в этот же период. Поэтому Сталин, выступавший на XIII конференции по вопросу об оппозиции, назвал ее троцкистской.
Я выступил в защиту заявления 46-ти, поскольку их оценки мне были близки, и против принятия резолюции об оппозиции. Я задал вопрос Сталину и всей конференции: "Зачем вы это делаете? Разве в партии имеются разногласия программного характера, чтобы нам надо было обезопасить себя? Да нет таких! Мы расходимся по вопросам текущим. Это вам понадобилось затем, чтобы бороться со всяким, даже малейшим инакомыслием. И вы уже боретесь". И привел известные мне факты: снятие с работы Антонова - Овсеенко, М. Богуславского и ряда других товарищей.
Затем коснулся вопроса о Троцком. Я в упор спросил Сталина. "Скажите, как вы будете себя вести по отношению к Троцкому? Станете ли вы на путь сотрудничества с ним или же будете изолировать его от участия в руководящей работе? Дайте нам ясный и твердый ответ".
Почему я так выступил? Троцкий в то время был членом Политбюро, представителем нашей партии в Коминтерне, входил в состав президиума его исполкома. Был наркомом по военно-морским делам.
На конференции Сталин обвинял оппозицию в том, что она создала фракцию. Я внес предложение, чтобы организовать особую комиссию и проверить, есть ли фракция, и если это подтвердится, наказать виновников за нарушение резолюции X съезда. Но, конечно, никто не поддержал меня.
После конференции Каменев сказал Богуславскому: "А здорово мы вас разбили? Вы же провалились. Партия за нами пошла". А Богуславский ответил: "История разберется", на что Каменев отреагировал так: "Михаил Соломонович, запомните раз и навсегда, это будет зависеть от того, кто и как будет писать историю". В этом проявились его цинизм и мудрость. Он таким и был.
- Когда я читала стенограмму XIII конференции, мне запомнились ваши слова: "Товарищи, дайте мне говорить, у нас осталось, может быть, всего 2 часа демократии".
- Да, я сказал, что наступают последние часы внутрипартийной демократии. А после меня выступавший Сапронов заметил: "Врачев сказал, что наступают последние часы демократии, а я сейчас произношу последнюю демократическую речь". Так оно и получилось. Больше подобных речей уже нигде не допускалось. Нигде. С этого момента и началось укрепление власти Сталина.
- Надо было иметь большое мужество, чтобы уже тогда выступить против Сталина. Вы наверняка знали, что последуют какие-то санкции?
- Да. В то время я работал начальником Политуправления отдельной Кавказской армии в Тифлисе, был членом ЦК партии Грузии, членом Заккрайкома партии.
Когда я вернулся в Тифлис, пришла телеграмма о снятии меня с должности и поступлении в распоряжение ЦК партии. На гарнизонном собрании в Тифлисе с докладом выступил Орджоникидзе и, заканчивая его, сказал, что т. Врачев выступал на XIII конференции и ЦК освободил его от работы. А потом начал произносить дифирамбы в мой адрес. И закончил: "Но, товарищи, нельзя же его оставлять после такого выступления на занимаемом посту? Нельзя!"
- Иван Яковлевич, а вы не знаете, почему Троцкий не был на похоронах Ленина?
- Именно такой вопрос я задал самому Троцкому, когда встретился с ним в 1924 г. в Сухуми, где он лечился. "Меня Сталин не пустил", - ответил Троцкий. Он узнал о смерти Ленина на станции Тифлис и сейчас же послал телеграмму в ЦК - хочу приехать на похороны Сталин отвечает: "Вы не успеете. Похороны состоятся в субботу". А похороны, как известно, были в воскресенье. По тогдашнему графику движения поездов Троцкий успел бы. Это был разговор по прямому проводу. Он мне показал ленту, а затем телеграмму: "Политбюро рекомендует вам продолжать лечение. Генсек Сталин".
- А почему Троцкий должен был просить разрешения?
- Все важные действия было принято согласовывать с Политбюро. Такое было тогда понимание партийной дисциплины.
- Когда вас исключили из партии?
- В первый раз в декабре 1927 г. решением XV съезда ВКП(б) вместе с другими деятелями оппозиции. Вслед за этим последовали ссылки, коснувшиеся и меня. Однако в резолюции съезда было указано условие, при котором нас могли бы восстановить в партии. Для этого требовалось заявление об отказе от оппозиционной платформы и прекращении фракционной деятельности. В июле 1929 г. такое заявление было подано в ЦК и ЦКК партии от Радека, Смилги и Преображенского. К ним присоединился и я. В январе 1930 г. я был восстановлен в партии. В 1936 г. началась очередная чистка партии под предлогом обмена партийных документов. Я сдал партбилет, и мне его не вернули. Обоснование в протоколе было такое: исключить из партии как в прошлом активного троцкиста. В 1937 г. был репрессирован и выслан с семьей в отдаленный район Коми АССР.
- А вы были на фронте?
- С первого дня войны я обращался в ЦК партии и лично к Сталину с просьбой направить меня в действующую армию. Исчерпав все возможности, я явился в военкомат и объявил об утере воинского билета, назвав себя рядовым. Не мог же я предъявить свой настоящий документ, в котором указывалось, что я занимал высокий пост в Красной Армии и на случай войны был аттестован на должность начальника политотдела армии. На фронте "дослужился" до старшины и закончил войну на Дальнем Востоке. Имею награды.
В сентябре 1949 г. я был арестован. Год содержался во внутренней тюрьме, а затем меня направили в лагерь строгого режима сроком на 25 лет. В 1956 г. был освобожден, а затем полностью реабилитирован.
- Вы сейчас восстановлены в партии?
- Нет, мне отказано.
- На каком основании и когда?
- В апреле нынешнего года с той же формулировкой, что и в 1936 г. - отказать, как в прошлом активному участнику троцкистской оппозиции.
- Но многие, кто входил в оппозицию, даже те, кому предъявлялись обвинения в подпольной антисоветской деятельности, сейчас посмертно реабилитированы и восстановлены в партии. Против вас же не выдвигалась эти обвинения.
- Дело обстоит гораздо серьезнее. Еще по-настоящему не устранены "белые пятна" в истории партии. Почему мне отказывают? Да потому, что в разгар сталинских репрессий, после процессов 1937 - 1938 гг., было принято решение об изгнании из партии всех сторонников оппозиций. И этим руководствуются до сих пор.
- Но ведь мертвых же восстановили?
- "Мертвые сраму не имут".
- Получаете ли вы персональную пенсию?
- После публикации статьи Ненарокова обо мне в "Огоньке" мне позвонили из исполкома райсовета: "Иван Яковлевич, подавайте заявление, мы все сделаем".
Я подал. Исполком поддержал. Однако комиссия вынесла решение: в персональной пенсии отказать, поскольку я не восстановлен в партии.
Мне, право, неловко об этом говорить.
- Простите, Иван Яковлевич, какую пенсию вы получаете?
- Долгие годы получал 79 руб. 70 коп., а затем прибавили еще 21 руб. 94 коп.
- Иван Яковлевич, вы были делегатом I съезда Советов. Ваша подпись стоит на Декрете об образовании Советского Союза. Скажите, какую реакцию у вас вызвал I Съезд народных депутатов СССР? Какие возникли ассоциации с I съездом Советов?
- Сейчас в западной прессе пишут, что впервые за 70 лет у нас в стране заседает парламент в демократических условиях. Это неверно.
В первые годы Советской власти на Всероссийских съездах Советов и во ВЦИКе, куда я избирался, существовала полная демократия.
При обсуждении наиболее важных спорных вопросов, по требованию определенной части делегатов или членов ВЦИК, производилось поименное голосование.
...Мне сейчас 91 год, и я безмерно рад, что дожил до восстановления демократических принципов, до I Съезда народных депутатов СССР.
ЧИТАТЕЛЬ СПРАШИВАЕТ. Партиец ленинской школы