Всеволод Овчинников...
Политический обозреватель "Правды". Ведущий телевизионной передачи "Международная панорама".
Писатель. Такие его книги, как "Ветка сакуры" о Японии или "Корни дуба" об Англии, объективно, без предвзятости познакомили нас с повседневной жизнью людей самых разных социальных слоев. Эти книги стали своего рода открытием этих стран, о которых мы вроде бы читали много, а знали все-таки мало.
Вот почему мы посчитали важным и интересным поговорить с В. Овчинниковым о том, в чем он видит пути обновления нашей журналистики, имеющей дело с международной проблематикой. А то, что эта область идеологической работы нуждается в обновлении, подтверждают и многие наши читатели.
С Всеволодом ОВЧИННИКОВЫМ беседует журналист В. СТАРКОВ.
В. С. Всеволод Владимирович, судя по письмам наших читателей, у них нет полного удовлетворения от того, как работают журналисты-международники. В чем, на ваш взгляд, необходимы изменения?
В. О. Сегодня, что касается информации о зарубежных странах, меняется социальный заказ. И это диктует необходимость какого-то перелома в нашей работе.
Если бы меня спросили: в чем вы видите ваше творческое кредо? - я бы ответ сформулировал так: вооружить читателя, слушателя, зрителя методикой познания зарубежной действительности.
Я считаю, что очень важно изучать "грамматику" жизни зарубежных народов. Конечно, возникают вопросы: а как же классовый подход, как же общие закономерности социально-экономического развития? Это, конечно, бесспорно: закономерности действительно всеобщие. Но они прокладывают себе дорогу в конкретной атмосфере той или другой страны. В каждой стране капиталисты по-своему угнетают, трудящиеся по-своему борются. И даже перемены, которые присущи всем странам, в каждой стране происходят по-своему, как бы в рамках своей "грамматики".
Нам, журналистам, свойственно отвечать на вопросы: что? где? когда? Сейчас, мне кажется, на первый план должны выходить вопросы: как? почему? Особенно - почему?
Так называемая экзотика - это лишь поверхность: почему там люди так кланяются, приветствуют друг друга, так едят... Но важнее знать, как та или иная черта национальной специфики сложилась, под воздействием каких социальных факторов. Уважительный подход к другим народам, подлинный интернационализм, я считаю, и состоит в понимании того, что, если человек непохож на тебя, это не значит, что он хуже тебя. Он имеет право быть непохожим на других, и это надо с самого начала усвоить при подходе к зарубежной действительности.
В. С. "АиФ" часто публикует статистические данные о жизни "среднего" американца, француза, западного немца и т. д. Вы много писали о быте, о подробностях жизни "среднего" человека на Западе. Какие бы вы могли здесь дать советы, какой вы видите эту линию нашей печати?
В. О. Это непростой вопрос. У меня тут нет готового рецепта. Здесь очень много несопоставимых моментов. Там зачастую круг потребностей иной, он часто формируется искусственно, с помощью раздутой рекламы, у них иная шкала ценностей.
У нас порой мерилом благосостояния считается то, что можно одеть на себя. А когда я недавно беседовал с американкой, она сказала: "Лучшая страна в мире - это Индия. Представляете: я была секретарем-машинисткой в посольстве, меня возил шофер, и у меня была служанка!" Вот их идеал. Действительно, в Индии буквально за копейки можно нанять и повара, и садовника. А для американца...
В. С. Это эталон счастья...
В. О. Да! Так что шкала ценностей у разных народов складывается по-разному.
В. С. Однако "радиоголоса" очень часто сравнивают, сколько надо работать советскому рабочему, чтобы купить курицу, и сколько времени для этого потребуется американцу. И надо сказать, что сравнение получается не в нашу пользу.
В. О. Мне кажется, нужно сравнивать по широкому кругу параметров: сколько надо американскому рабочему проработать, чтобы квартиру получить, или, например: жена родила ребенка - сколько с этим связано расходов. И тут сравнение работает в нашу пользу. Так что, считаю, механически сравнивать уровень жизни людей разных стран нельзя.
В. С. Это, так сказать, теоретическая база вопроса. Она ведь родилась из практики?
В. О. Да, она возникла из практики: когда я проработал семь лет в Китае, написал свои первые три книги, потом года три поработал в Японии и написал две книги о Японии.
В. С. Какова была судьба этих книг за рубежом?
В. О. Пожалуй, еще более неожиданным, чем успех книги "Ветка сакуры" в Советском Союзе, был для меня ее успех в Японии. Это объяснялось, может быть, не столько моими какими-то достоинствами как автора, сколько тем, что это было начало 70-х годов, когда Япония в общем-то задалась вопросом: что о нас думают и что мы есть?
Вышло огромное количество рецензий. Насчет Англии я тоже не могу пожаловаться: там издали "Корни дуба". Правда, рецензии были умеренно позитивные. Ну, от англичан я большего и не ждал.
Книга "Ветка сакуры" для меня в Японии и по сей день хороший аргумент. Довольно часто выступаешь во всяких дискуссиях, "круглых столах", и когда они начинают говорить о каком-то там железном занавесе, якобы существующем в СССР, я им говорю: "Ну, хорошо, что у вас выходит о Советском Союзе? "Красная Армия высаживается на Хоккайдо". Это совершенно паскудная книжка о том, как начинается советское "вторжение" в Японию. Я говорю: "А мы нашего читателя стараемся воспитать в духе уважения к Японии, хотя, если мне что-то в Японии не нравилось, об этом я тоже писал. А вот что пишете вы!"
В. С. Трудно шли эти книги? Как вас редактировали?
В. О. По сути вашего вопроса скажу: все-таки самый главный наш редактор - это мы сами. Кажется, что вот это никогда, что называется, не пройдет, никогда не сгодится. В том числе и в газете нашей, весьма солидной. Но попробуешь, дерзнешь, - оказывается, проходит! И, обращаясь к своим собратьям по профессии, я хочу сказать, что самое главное - не сковывать самого себя. Конечно, есть и другая сторона: человек должен быть требовательным и придирчивым к тому, что он пишет. Есть некоторые мои коллеги, которым, я считаю, не хватает такого требовательного саморедактора.
Окончание следует.
Общественность Японии проявляет значительный интерес к переменам, происходящим в СССР. Этот близкий незнакомый сосед