Накануне 8 Марта наши корреспонденты получили задание побывать у своих родственников...
...Свой дом я не узнала. Нет, он стоит на прежнем месте, на углу двух переулков - Гусятникова и Огородной слободы. Просто раньше он нависал над этими узенькими переулками серой пыльной глыбой, а теперь, преображенный европейской отделкой, будто парит в воздухе, красуясь объемной лепниной, эркерами, фрагментами старинных витражей.
МИКСТУРА МИНОРА
ДО РЕВОЛЮЦИИ в нем снимали квартиры люди как среднего, так и довольно высокого достатка. На верхних этажах, в просторных квартирах, жили купцы, зажиточные мещане. На нижних, в полуподвальных коммуналках - обслуга дома: консьержки, лифтерши, горничные, дворники, в том числе и семья моей прабабушки Прасковьи Егоровны Студневой. Ее муж был известным на всю Москву печником - почти все дома обогревало тогда печное отопление. Даже когда в тридцать восьмом году прадед Михаил умер, еще несколько лет к Прасковье Егоровне приходили люди и просили, чтобы Студнев сложил им печь.
Иногда, когда кто-нибудь заболевал, в нашу полуподвальную коммуналку спускался важного вида человек: сюртук, бородка, пенсне. Я помню его смутно, но моя бабушка, Варвара Михайловна Залетова, много рассказывала о нем. Это был профессор медицины по фамилии Минор. Позже, когда я прочла булгаковское "Собачье сердце", мне почему-то именно таким представлялся профессор Преображенский. Наверное, после того как он "обратно" переделал Шарикова, жизнь Преображенского могла бы сложиться так же, как у Минора: он бы пользовал самого Иосифа Виссарионовича, а потом входил бы в медицинскую комиссию, когда Сталин умер, если бы сам, ничем не прогневив власть, дожил до его смерти...
Минора все вспоминали с благодарностью: его порошки, микстуры, капли. Его рецепт полоскания горла при ангине бабушка применяет и до сих пор: траву шалфей заварить на молоке...
КТО МОЖЕТ СРАВНИТЬСЯ С МАТИЛЬДОЙ МОЕЙ?
ЭТУ музыкальную фразу из оперы пел молодой муж сестры моей бабушки, Марии Михайловны, когда по утрам брился и умывался. Он потом погиб на войне, песня его затихла, а Марию Михайловну соседи и родные так всю жизнь и зовут Матильдой. Она была в молодости необыкновенно красива, за это и поплатилась. Работала на заводе, на вредном производстве, отвергла приставания начальника цеха, и за это, как тогда говорили, он ее "засадил". О том, что было в лагере, Матильда почти никогда не говорила. Все, что знает семья о ее жизни там, - только короткие эпизоды, память о которых не давала ей покоя: как били их в женском бараке, как издевались вертухаи, бросая в парашу куски хлеба - "захотите есть - достанете!" Все пережитое настолько перевернуло жизнерадостную когда-то Матильду, что больше года она вообще не могла говорить, и люди незнакомые думали: глухонемая...
Она вернулась в Москву после "101-го километра" - семье удалось прописать ее в нашей коммуналке. На огромной, площадью метров сорок, общей кухне ей сделали из фанеры выгородку два на два метра - кровать и тумбочка. Там она будет жить еще много лет, растить сына Юрия, станет заядлой почитательницей романов Ги де Мопассана, которые она с редкостным мастерством будет пересказывать по вечерам многочисленным детям нашей квартиры...
ГАРАНОК
ЕГО все в нашем дворе так звали, а имени его и фамилии я не помню. Он был веселым пацаном, который лучше всех во дворе играл в футбол и "орлянку", любимцем окрестных девчонок. Но таким я его не запомнила: мне было лет восемь, когда вернулся "оттуда" хмурый худощавый человек. Это сейчас я понимаю, что было ему тогда от силы лет двадцать пять, но выглядел он поистине стариком.
Гаранок "загремел" по политической статье. 1 августа 1953 г. швейцарское посольство отмечало какую-то годовщину своей страны. Среди множества гостей были Хрущев, Маленков, Булганин. В наш тесный Гусятников переулок, который назывался тогда Большевистским, набилось, как в маленькую комнату, множество народа: конная милиция, "эмгэбэшники", личная охрана многочисленных послов. Их, наверное, было больше, чем любопытствующих "из народа". Прием в посольстве подходил к концу, роскошные машины отъезжали одна за другой. Гаранок вместе с другими ребятами глазел на происходящее из подворотни. Вдруг кто-то из друзей с противоположного конца переулка позвал его. Гаранок кинулся через дорогу - чья-то "важная" машина резко тормознула. В эту же ночь за Гаранком пришли. Суда и следствия не было... Года через два после возвращения Гаранок умер...
ДОМ ПИОНЕРОВ
ОН БЫЛ буквально рядом с нашим домом - как теперь сказали бы, общегородской, центральный. Это там пел знаменитый детский хор и плясала не менее известная танцевальная группа - все это потом, в шестидесятые годы, назвали ансамблем имени Локтева. Моя мама танцевала там много лет и девочкой выступала даже в Большом театре. Это сюда, в наш Дом пионеров, пришел знаменитый и тогда, и теперь Игорь Александрович Моисеев - отбирать молодые кадры для своего профессионального ансамбля. Увидев, как танцует гопак и русскую моя задорная мама, мэтр сказал: "Такие курносые нам нужны!" Мамина судьба, казалось, была решена. Но вскоре мама попала под машину: перелом ноги - о профессиональных танцах надо было забыть... Она вроде бы и забыла, став потом учительницей, но, когда я подросла, привела меня к "локтевцам" и строго отчитывала, если я пропускала занятия...
СЕМНАДЦАТЬ ЛЕТ ДО СВЕТЛОГО БУДУЩЕГО
...МЫ УЕЗЖАЛИ из Большевистского переулка году в шестьдесят третьем. Еще два года назад, когда Гагарин полетел в космос, наш переулок буйно ликовал. Потом один за другим пошли другие полеты в космос - каждый из них мужчины нашей коммуналки "отмечали" сначала выпивкой, а потом дракой на большой общей кухне. А вскоре вся наша коммуналка выселялась в новые квартиры в разные районы Москвы, и радости не было конца. И вообще тогда казалось, что "еще немного, еще чуть-чуть" - и наступит оно, долгожданное светлое будущее. "К восьмидесятому году мы будем жить при коммунизме!" - самый популярный тогдашний партийный лозунг. Оставалось всего ничего - семнадцать лет...
...Моей бабушке сейчас 85, ее сестре Матильде - 88. Они почти не выходят из дома, но звонят друг другу чуть ли не каждый день и живо обсуждают, кому, на сколько и почему пенсию почтальон принес больше, у кого из них рядом с домом продукты дешевле - на Профсоюзной или на Преображенке, дотошно и аккуратно смотрят по всем программам все без исключения сериалы и часами разговаривают про "их" красивую жизнь...
«Ромашки спрятались, поникли лютики...» Непростая история Нины Сазоновой 
"Выжить в лагере мне помогли немцы"