ВПЕРВЫЕ за двадцать два года Мариинка и Большой решились на взаимные смотрины, организовав обменные гастроли главных балетных трупп страны. Взбудораженные балетоманы, пришедшие на лакмусовый спектакль классического репертуара "Жизель", напряженно отсчитывали минуты до знаменитой "селедки" - так на балетном жаргоне называется сквозной проход кордебалета во втором акте...
ЖЕЛТАЯ ЖИЗЕЛЬ
"ТЫ слыхала что-нибудь подобное?! Большой привез "Жизель" - ты представляешь? - в желтой юбке!!!"... Дверь в любимый питерский дом на канале Грибоедова, 9, на этот раз открывалась под возмущенные возгласы. Настя, не пропустившая за свою жизнь ни одного шумного спектакля, на московскую премьеру идти отказалась: "Не пойду на желтый балет!" А зря. В Мариинке недавнюю премьеру встречали настоящими овациями.
Новой постановкой В. Васильев открывал Большой театр нового времени: поражающий шикарностью обстановки театр новой аристократии. Спектакль, одетый Живанши, дышал духами и туманами парижских модных салонов. Деликатные декорации Сергея Бархина продуманно оттеняли работу знаменитого кутюрье. И им было что подчеркнуть: сцена правила бал бархата и атласа, шелка и газа. Изысканные переходы от фиолетового к изумрудному, от темнобордового к пастелевым тонам вялой розы, стальные отливы коричневого шелка,
соединенные с насыщенной теплотой того же тона бархата... Обрамление было столь прекрасно, что персонажам картины для успеха оставалось лишь аккомпанировать раме. Тем не менее участники действа оказались достойной ее начинкой.
Постановщику спектакля Васильеву можно было посочувствовать: редактировать "Жизель" равносильно попытке заставить дышать Венеру Милосскую - абсолютную, но мраморную красоту. Он, однако, с задачей справился блестяще, реабилитировав свое имя после неудачи с "Лебединым озером". Обострив драматургию, Васильев сполна реализовал свою тягу к иллюстративной хореографии, но на этот раз его редакция предусмотрительно следовала умному принципу деликатного макияжа. Трактовка порой казалась буквальной, но молодые солисты (Светлана Лунькина и Николай Цискаридзе) искренностью исполнения оправдали все. Жизель - Лунькина, манерой напоминавшая максимовскую Галатею, трогательно сыграла оба акта, а непосредственность гармоничного дуэта (большая редкость на нашей сцене!) вливала новое вино в старые меха. Знаменитый питерский балетмейстер Борис Эйфман в результате признался, что у него просто слезы на глаза наворачивались.
ТЕНИ ЗАБЫТЫХ ПРЕДКОВ
"НАФТАЛИН..."печально резюмировала 92-летняя ветеранша московского закулисья Софья Алексеевна Пирская, столкнувшись со мной на выходе из Большого.
Если московская "Жизель" смотрелась в Питере как норковая шуба в школьной раздевалке, то мариинская постановка погружала столичную публику в сонное царство театральных гардеробных, вызывая в памяти кадры кинохроники. Тщетно Алтынай Асылмуратова пыталась вдохнуть жизнь в заученные публикой арабески: хореография Вагановой, с тридцатых годов оберегаемая Мариинским театром от покушения извне, стыла, как слезы на морозе. Не помогали даже стремительные полеты Игоря Зеленского.
Превозносимая Мариинкой неприкосновенность классики пропитала спектакли стойким запахом нафталина. В то время как гастрольная афиша Большого театра демонстрировала, что его балет находится в стадии больших маневров (из пяти спектаклей, вывезенных в Петербург, лишь один - "Спартак" Григоровича - относился к "довасильевскому" периоду - все прочие поставлены в последние два года), тоже увлеченный созданием "грандиозной" оперы мариинский худрук Валерий Гергиев вряд ли даже заметил, что лишь один балетный спектакль из гастрольных шести сделан в 90-х годах ("Вечер американской хореографии" с постановками Баланчина). Прочие же прямиком вышли на сцену из запасников: "Дон-Кихот" 1902 года в редакции Горского, "Бахчисарайский фонтан" начала тридцатых, "Баядерка" конца сороковых, "Лебединое озеро" середины пятидесятых... Гергиев не смог присутствовать на открытии гастролей в Москве (он совершает турне с оперной труппой). Видимо, потому в Москву была командирована "запасная" часть его замечательного оркестра. Чем иначе объяснить, что солирующий альт в самом патетическом месте "Жизели" сфальшивил чуть не на полтона?.. Кордебалет Большого уверенно показал язык питерской школе. Московским зрителям оставалось лишь смотреть на питерских звезд: Диану Вишневу, Светлану Захарову, Игоря Зеленского, Ульяну Лопаткину.
Правда, эти встречи окупали все. Одним своим присутствием на сцене Лопаткина мгновенно выветривает нафталиновую атмосферу, преображая "Лебединое озеро", "Бахчисарайский фонтан", "Баядерку" и "Симфонии" Баланчина до состояния, близкого к современным понятиям о хореографии.
ОЗЕРО БЕЗ ЛЕБЕДЕЙ
ПРИЕХАВ в Россию двенадцать лет назад, знаменитый французский балетмейстер Морис Бежар высказался по поводу нашего балета неутешительно: "Мы ездим сюда как в музей". Обменные гастроли доказали: мало что изменилось с тех пор. Отечественное понимание современной хореографии, даже в лучших своих проявлениях, по-прежнему вязнет в трясине сюжетной иллюстративности. До современного балета, каким его видят в театре Килиана, Нью-Йорк Сити Балл и "Метрополитене", нам по-прежнему далеко, как до...
Впрочем, до "звезд" нам как раз рукой подать: в том же "Метрополитене" танцуют сплошь русские (тот же Зеленский). Потому: стынущие пашни большого балета есть кому согреть. Даже беглый взгляд на афиши двух великих театров убеждает: царственный род русских танцоров дает наследников. Отмахнувшись от растерянных постановщиков, Джульетта - Уланова вечные секунды бежит по стене веронского кремля, Дульсинея - Плисецкая взмахом ноги - спичка о коробок! - зажигает Дон-Кихота, и Одетта - Лопаткина, скинув птичий наряд, танцует озеро без лебедей, вскидывая руку, что, как луч, не заканчивается кистью...
"Сны о Японии" увидит Москва