ВАЛЕРИЙ Болдин известен как помощник Горбачева, человек, возглавлявший аппарат Общего отдела ЦК и администрацию Президента СССР - два важнейших рычага власти того, ушедшего в прошлое, времени. Именно ему приписываются многие функции руководства страной. Отделить правду от вымыслов мы попытались в личной беседе.
- Валерий Иванович, у вас большой послужной список. Но начинали-то вы с помощника генсека?
- К Горбачеву я пришел как к секретарю ЦК по
аграрным вопросам. Человек, поставленный на эту должность, всегда был, по существу, клапаном, через который можно было "стравить" давление от перегрева общественного мнения в связи с перманентной нехваткой продовольствия. Горбачев поначалу упивался новой должностью генсека. Он был слишком ревнив и не давал высунуться никому. Это относилось не только к помощникам и ближайшему окружению, но и к его "друзьям" - Рыжкову, Яковлеву, Лигачеву, Медведеву
и другой публике. Чтобы никто из них не стал "монополистом" на каком-то участке партийной или государственной работы, Горбачев умело делил их обязанности на кусочки и создавал постоянные конфликты между Яковлевым и Лигачевым, Лигачевым и Никоновым, Зайковым и Баклановым и всех вместе во главе с Медведевым - с Рыжковым.
- И на этом фоне вы как помощник приобретали все большее влияние?
- Я действительно открывал двери к Горбачеву ногой - но не в переносном,
а в прямом смысле: количество документов, которые надо было показать генсеку, занимали обе мои руки. Уже потом начнутся попытки создать впечатление, что он не знал, дескать, истинного положения дел, ибо я утаивал информацию. Все прекрасно знал. Отлаженный десятилетиями механизм многократно дублировал систему информирования. Единственное, в чем меня можно упрекнуть, - так это в том, что, получая тысячи писем за коллективными и личными подписями, в
которых поливались грязью Раиса и ее супруг, я докладывал в день не более двух-трех десятков.
- Вы быстро прониклись антипатией к Горбачевым?
- Ни в коем случае - с 1981 по 1985 г. я приложил максимум усилий, чтобы представить его незаурядной личностью. И в этом моя вина. Делал я это не только потому, что в моем возрасте и с моим опытом было оскорбительно работать с секретарем-"навозником", как говорили мы во время моей работы в "Правде". Поначалу
Горбачев понравился своим обаянием, довольно большим словарным запасом, из которого не без трудностей, он мог связать фразы. Были у него и другие качества: он мог со вкусом одеваться. Но мне всегда не нравилась его всеядность в отношении мелких подношений. А потом пошли дорогостоящие дары Раисе, завышенные гонорары за книги, которые он не писал... Удивляло и другое. После встреч с лидерами западных государств записи переговоров основательно редактировались.
Сначала Черняевым, затем Горбачевым. Я неоднократно был свидетелем того, как Горбачев вымарывал целыми страницами содержание переговоров, и смысл их остался тайной для руководства страны.
- Вы стали свидетелем смены нескольких высших руководителей. О ком еще, кроме Горбачева, у вас осталось больше воспоминаний?
- Брежнев начал толково, приложив максимум усилий для реформирования экономики. Уйди он в 1972-м или даже в 1976-м, о нем осталась бы добрая
память. В человеческом плане он, пожалуй, был наиболее доброжелательным из всех генсеков. Однажды ему принесли какой-то компромат на помощника Голикова, человека прямого и резкого. Брежнев его потом около года не принимал, не разговаривал и не давал поручений. Все думал. А потом вызвал к себе и говорит: "Ты что, Виктор, редко заходишь? Давай-ка берись за работу". Правда, в последний период Брежнев приближал к себе женщин, которые ему нравились. Они
и впрямь были красивы. Но когда происходила как бы смена, этих женщин повышали, направляя на работу в Общий отдел ЦК. И тут для нас начинались проблемы. Все знали, каким местом это выслужено.
- А Раиса Максимовна активно вмешивалась в политику?
- Да, она создавала себе имидж деловой женщины. Писала на письмах, которые ей поступали, резолюции - иногда до сотни в месяц.
- Идея с антиалкогольной кампанией ей принадлежит?
- Нет. Здесь она была противницей.
Помню, в присутствии Михаила Сергеевича спрашивает меня: "Валерий Иванович, что же это получается - теперь и сухого вина не выпьешь?" Я, демонстративно поглядывая на Горбачева, ответил, что сухое вино пил и пить буду. Слава Богу, за границей указа об антиалкогольной кампании не приняли, бутылку-другую всегда можно было достать.
Ельцин - наш крест