ПОЛТОРА года назад, возвращаясь с фестиваля "Славянский базар", я оказалась в одном купе с известной поэтессой Ларисой Рубальской. "Чего вы такая грустная?"спросила меня поэтесса. "Я люблю одного человека, - ответила я, - и в день рождения написала ему письмо, что хочу от него ребенка". - "Сбежал?" - улыбнулась многоопытная Лариса Георгиевна. "Он тридцать семь дней со мной уже не разговаривает..." - "В мужчинах вы, Машенька, не понимаете ничего, - вздохнула поэтесса. - Но не беда. Ровно через шестнадцать месяцев вы встретите своего прекрасного принца и пригласите меня на свадьбу".
Я НЕ ВЕРИЛА в предсказания, поэтому весь год продолжала тянуть историю с боязливым любимым. История не исправлялась. "Мужчин нельзя пугать ответственностью", - пытались образумить меня подруги. "Если он меня любит, он не может этого испугаться",возражала я. "Нельзя быть такой максималисткой, - учили они. - Мужики боятся принимать решения, поэтому все надо делать за них потихоньку - так, чтоб они не заметили" - "Чушь! - возражала я. - Я не могу любить собаку Павлова, мой любимый все будет решать сам"... Подруги поглядывали на меня с нескрываемым сочувствием.
В апреле я поступила в институт кино и стала учиться писать сценарии. "Ты идеалистка, Маша", - объяснил мой учитель Валентин Константинович Черных, прочтя мой первый опус, где рассказывалось, как преуспевающий архитектор бросает семью, жену, работу и идет в проводники... "Где ты видела мужчин, которые карьеру бросают из-за женщины?" - спрашивал меня Валентин Константинович. "Кавалер де Грие", - уверенно отвечала я. Обеспокоенный моим будущим Валентин Константинович в ответ нервно закуривал сигарету.
Тем не менее к июню в моем мировоззрении наметился некоторый прогресс. В голове один за другим начали появляться сюжеты о женщинах типа "буря в пустыне": пришла, схватила, уложила. Все хорошо, вот только сама я не менялась. "Подари мне цветочек, а?.." - просила я своего хронического возлюбленного. "Мужчин нельзя ни о чем просить", - педагогично отвечал мой возлюбленный, и я в ужасе понимала, что пожизненно останусь женщиной устаревшего образца.
В ИЮЛЕ позвонил друг Димка Быков, замечательный журналист. "Ну что, все по козлу своему рыдаешь?" - спросил Димка прямо. "У-у-у", - загадочно всхлипнула я. "Чем рыдать, лучше садись сочинение пиши", - сказал Димка и изложил мне свою очередную гениальную идею.
Состояла она в том, чтобы оказать моральную поддержку поступающим на факультет журналистики абитуриентам. Как известно, они первым делом сдают творческий конкурс - сочинение на свободную тему. Димка придумал в своей газете этот конкурс повторить - только среди опытных представителей нашей профессии. "Не могу я, Димка, ничего писать, - ныла я, - у меня кризис творческий..." - "А ты напиши, о чем болит", - говорил опытный Димка, потому как является не только журналистом, но и поэтом.
ВОБЩЕМ, он меня заставил. Выбрала я себе нейтральную общеполитическую тему - про человека года. Но написалось у меня вот что: "Баюбай, моя Куздра, все тебе расскажу. Про прогорклый этот год расскажу и про девальвацию. Шахтеры бастуют, Куздра, зарплату никому не платят, бури кругом, поезда сталкиваются - а он, Куздра, он больше не любит меня. Видишь, какой год? Плохой год, Куздра, и это с самого начала было ясно, еще когда 31 декабря я засандалила в еду прогорклых грецких орехов... Нет хуже приметы, чем прогорклые орехи в Новый год, Куздра. Только и было во всем этом радости, что в Новый год ты, Куздра, родилась. Он пришел и подарил мне тебя, и такой я была счастливой - самой счастливой я была на свете, Куздра! И ты тоже, Куздра, счастливая была и смешная - такая ты смешная была, что я сначала подумала, будто ты белый гиппопотам, представляешь? Я ведь еще не знала, что ты - Куздра, Куздра... И мы справляли Новый год втроем - с тобой и твоим папой, а теперь его больше нет со мной, вот и вся история.
Спи, Куздра, я расскажу тебе сказку про жизнь, в которой больше ничего не понимаю. Про любовь расскажу, хочешь, сказку? Мы уже не будем мыть тебя в детской ванночке, и никого мы там не будем уже мыть, потому что ты, Куздра, не ребенок, а экземпляр серии "Сумасшедшие игрушки", а настоящих детей у нас уже не будет... Ну а ты вырастешь, встретишь своего бокра, родятся у вас бокрята, и будет тебе хорошо, потому что нет у тебя глаз и сердца нет тоже... Или дай я лучше расскажу тебе сказку про экономику, о том, как в клетчатом одеяле ходит по городу длинноносая Девальвация рубля, и следом за ней, на длинной цепи, в обвешанной бубенцами лазоревой хламиде бредет Подорожание импортной бытовой техники... Ты тоже подорожаешь, Куздра, ты ведь тоже импортная, и поэтому не появится у тебя ни братика, ни сестрички...
Папа твой ушел, и мне идти пора, на работу надо идти, рассказывать читателям о большой интересной жизни, до которой мне больше нет никакого дела... Руки мои болят, которыми вместо него тебя обнимаю, и губы болят, которыми вместо него шепчу тебе колыбельные свои слова, так что спи, моя Куздра, спи и молчи, потому что сказать обо всем этом нечего, если главным человеком года стала для меня ты..."
..."Сердце козла растает", - произнес по прочтении Димка и громко высморкался. Однако вместо сердца моего любимого в сентябре растаял государственный бюджет, и дела мои пришли в окончательный упадок. Денег становилось все меньше, под угрозой оказалась учеба, и к тому же, услышав про повсеместные сокращения, я вбила себе в голову, что меня тоже непременно сократят, и начала всерьез рыдать по поводу грозящей безработицы. Не на шутку встревоженные друзья попросили своего знакомого на всякий случай поискать мне работу.
КОСТЯ предстал на пороге с цветами. "Перед вами женщина нового типа, - объявила я, открыв ему дверь. - Если вы меня устроите на должность секретаря, я заплачу вам гонорар". Костя улыбнулся. И продолжал улыбаться всю следующую неделю, каждый раз вручая мне огромные букеты роз. На восьмой день я напомнила: "А как там с моим трудоустройством?" - "Я не могу им заниматься, - ответил Костя. - Потому что я тебя полюбил"...
К этому моменту я уже твердо знала, что так просто ничего не бывает. Поэтому всю следующую неделю раздумывала над тем, что значат эти слова. Наконец я додумалась. На заданный Костей еще через пять дней вопрос: "Сколько цветов я должен тебе подарить, чтобы ты не ответила отказом на мое предложение?" - я уверенным жестом женщины нового типа пустила сигаретный дым ему в лицо и ответила: "Можешь остаться до утра. Считай, что индульгенция получена". - "Дурында ты", - улыбнулся Костя.
Ну а дальше произошло что-то странное. Я сама до сих пор ничего не пойму. Потому что мы ужасно счастливы.
Я не верила в предсказания. Но прошло ровно шестнадцать месяцев. Поэтому приглашаю Ларису Рубальскую на нашу с Костей свадьбу. Дату сообщу по телефону. Вас же, дорогие читатели, поздравляю с Новым годом и очень прошу: верьте в принцев, которые в 12 часов не превращаются в крыс, и в прекрасные замки из слоновой кости, которые упорно не становятся тыквами. Просто, чтобы всего этого дождаться, нужно быть очень упрямой Золушкой.
P. S. Все, о чем вы прочли, чистейшая правда.
А за что любить этих кукол?