В 1943 году я, в ту пору военный почтальон, принес объемистый мешок почты в землянку к девушкам-цензуристкам. Без их штампика "просмотрено" ни одно письмо не уходило с фронта.
Девушка, открывшая мне дверь, выглянула как ясное солнышко в хмурый день. С тех пор, как только появлялась возможность, я летел в то подразделение, чтобы вновь увидеть ее. Сначала мы обменивались записочками, потом пошли первые краткие свидания. Мы очень любили друг друга, но никогда не переходили запретную черту...
В конце 1944 г. меня перевели на другую военно-почтовую станцию. Надо было прощаться с моей Марьяной. Но как вырваться? Я пошел на риск, обратился через адъютанта к самому командиру корпуса. И... о чудо - увольнительная на целые сутки! Добирался к любимой с бешеной скоростью, где попутными, где пешком. Фортуна была к нам благосклонна. Мы даже получили разрешение от начальства Марьяны на место в одной из жилых землянок. Что было потом? Поцелуи, объятия, нежные слова, краткие прогулки и опять объятия. Ведь мы решили, что станем совсем-совсем близкими только после войны. С мечтой о будущей встрече мы расстались.
И она состоялась. Зимой 1946 года сибирский город Барнаул встретил меня 45-градусным морозом и сердечным теплом Марьяны. Я познакомился с ее мамой и сестрами. Они были со мной приветливы и добры. Уезжал я, предполагая к лету вернуться сюда насовсем.
ЧЕРЕЗ месяц пришло долгожданное письмо. Прочитав первые строчки, я обомлел: "Забудь все, что было, и прощай". Листок был весь закапан слезами. Марьяна писала, что это решение матери, мол, что за глава семьи - ни кола, ни двора, один солдатский вещмешок. Потом, по прошествии лет, я стал понимать, что причина, возможно, была в другом - в моей родословной: отец служил в царской армии подполковником. Марьяна же работала в краевом управлении госбезопасности.
Чтобы не сойти с ума от горя, я запил. Не дал мне опуститься, сгинуть наш замполит полка, капитан Соколов. Повозился он со мной немало. Что было дальше? Уволился из армии. На женщин долго не только не смотрел - ненавидел. Но шли годы. Я постепенно оттаивал. Встретилась мне добрая, хорошая женщина. Прожили мы с ней больше 40 лет душа в душу. Но вот уже 5 лет, как я один. И в мои более чем солидные годы со мной ищут союза разные женщины. Одни - ради жилплощади, другие - чтобы скоротать с кем-то старость. Мое же сердце отозвалось бы на голос только одной-единственной, которую я так полюбил на фронте. Есть ли она еще на этом свете?
Под венец - в 100 лет!