У ЕЛЕНЫ Кудрявцевой образовался любовник на 14 лет моложе. Ей - сорок пять, ему - тридцать один. Она решила сделать подтяжку.
Любовник - его звали Сергей - говорил: "Не надо никакой подтяжки, и так все хорошо".
И в самом деле, было все хорошо. Елена выглядела на десять лет моложе своих лет, была изначально красива, похожа на балерину. Время, конечно, поставило свои метки тут и там. Наметился второй подбородок, помялось в углах глаз - немножко, совсем чуть-чуть... Если бы не молодой любовник, сошло и так. Но...
Елена отправилась на операцию. Ей сделали круговую подтяжку. Операция оказалась нешуточной. Под общим наркозом отслаивали кожу от мышц, потом натягивали. Лишнее срезали. Среди волос над виском побрили дорожку - там резали и шили, чтобы подальше от лица.
После операции лицо вздулось, выползли синяки. Вид был, как у алкашки, которую били ногами по лицу.
Елена испугалась, что так будет всегда. Она плакала тихонечко от боли и страха. Но на что не пойдешь ради любви... И еще ради общественного мнения. Елене казалось, что их разница заметна. Люди смотрят и думают: что за пара? Мама с сыном? или тетка с племянником?
Хотя, если разобраться: что такое общественное мнение? Ничего. О.Б.С. - "Одна баба сказала"... Баба сказала и забыла. А ты стой с лицом, будто покусанным роем пчел. Не говоря о наркозе...
Не говоря о деньгах, которые пришлось заплатить за операцию.
Через четыре дня Елена ушла из больницы, повязав голову платочком. А еще через день уехала на дачу, подальше от глаз. К тому же хотелось продышаться и прийти в себя после физической агрессии на организм.
На дворе - начало июня, стучал дятел. Сойки свили гнездо на заборе. Из гнезда торчали разинутые рты прожорливых птенцов. Бедная мамаша-сойка летала туда-сюда, поставляя червяков.
Елена медленно гуляла по своему кусочку леса. И когда оказывалась возле гнезда, сойка буквально пикировала сверху, отгоняла от гнезда. Это было довольно неприятно и опасно. Елена перестала заходить в этот угол своего участка.
На другом краю цвела клубника. Цветки - белые, трогательные, очень простые. Красота в простоте. Сорт назывался "Виктория". Ягоды неизменно вызревали крупные, душистые, сладкие - одна к одной. Хоть бери и рисуй.
ЕЛЕНА преподавала русский язык иностранцам - двадцать долларов в час. Но в душе была художницей. Больше всего ей нравилось рисовать, а потом вышивать старинные гобелены. Небольшие, конечно. Маленькие миниатюры.
Елена очень нравилась своим ученикам-иностранцам. Но полюбила она Сережу. Не из патриотических соображений, а так вышло. Судьба подсунула.
Когда-то давно Елена была замужем. У них с мужем родился мальчик с болезнью Дауна. Врачи сказали, что причина болезни - лишняя хромосома. Казалось бы, лучше лишняя, чем не хватает. Но весь человеческий код нарушен. Муж не выдержал постоянного присутствия дауна. Не смог его полюбить. Елена вызвала маму из Сухуми, и они стали жить втроем. Никого в дом не приглашали. Стеснялись и не хотели сочувствия.
Елена любила сына всей душой, но к любви была примешана боль и отчаяние. Что с ним будет, когда она умрет? Говорят, что такие дети долго не живут. Но и об этом не хотелось думать.
Со временем Елена приспособилась к жизни. Если разобраться, полная семья: она - добытчик, мать - на хозяйстве. И наивный добрый ребенок - немножко пришелец с другой планеты. И все любят всех. Ко всему - денежная работа, интересное хобби. Дружба с женщинами, любовь с мужчинами. Но вот подошло бабье лето, сорок пять лет.
И вместе с годами пришла нежная любовь. Сережа - провинциал. Слаще морковки ничего не ел. Елена казалась ему сказкой наяву. Будто ее не рожала живая женщина, а сам Господь Бог делал по специальным лекалам. Все пропорции идеальны, и ничего лишнего.
И это правда. Но время оставляет свои следы. Эти следы Елена решила убрать. И вот теперь бродит по дачному участку, осторожно ставит ноги: не дай Бог споткнуться и грохнуться.
В природе давно не было дождя. Клубника "Виктория" задыхалась и жаловалась. Елена взяла лейку, налила в нее воды. Немного, полведра, но все равно тяжесть. Елена стала поливать свою клубнику, чуть согнувшись. И вдруг услышала легкий треск в районе виска. Было впечатление, что лопнула нитка. И потекла горячая струя.
Елена сообразила, что от напряжения лопнул какой-то большой сосуд, височная вена, например. И кровь потекла в карман между кожей и мышцами. Так оно и оказалось. Во время подтяжки врач слегка задел крупный сосуд и тут же зашил. А сейчас при нагрузке шов оказался несостоятельным. Это называется послеоперационное осложнение.
Первая мысль, которая мелькнула: как же сын? Как они проживут без нее? Никак. Она не должна умереть. Ей нельзя.
Карман наполнялся кровью. Щека раздувалась, и казалось, что кожа сейчас треснет.
ТЕЛЕФОНА на даче не было. Дача - сильно сказано, просто скромный садовый домик в шестидесяти километрах от города. Елена поняла, что умирает. Сейчас кровь вытечет - и все. Так кончают с собой, когда режут вену у запястья. А не все ли равно, где вене быть перерезанной - у запястья или у виска.
Елена сообразила: надо, чтобы ее кто-то увидел. Она вышла за калитку. В это время мимо проходила соседка Нина Александровна, восьмидесяти четырех лет. Она жила здесь летом со своей старшей сестрой. Сестрички - долгожительницы.
- Вызовите мне "скорую помощь", - тихо прошелестела Елена. Слава Богу, Нина Александровна не была глухой. Кричать бы Елена не смогла.
- Что с вами? - удивилась соседка, увидев неестественно раздутую щеку, величиной с маленькую подушку.
- Скорую... - повторила Елена.
В этот момент у нее лопнул шов на коже и часть крови рухнула на плечо. Стало легче. Но очень страшно от такого количества собственной крови.
Соседка остолбенела, не могла двинуться с места.
- Идите... - проговорила Елена.
- Да, да... Я сейчас дойду до конторы и позвоню...
Если бы Нина Александровна могла бегать, то она бы побежала. Но она могла только идти медленно, как гусь. Она двинулась к конторе, но вспомнила, что сестра ждет ее к обеду. Она решила прежде предупредить сестру, а потом уже отправиться в контору, которая находилась на расстоянии в полтора километра при въезде в поселок.
Нина Александровна страдала ишемией сердца и артрозом коленного сустава. Идти было тяжело. Но она все же дошла, и позвонила, и растолковала: куда ехать, где свернуть и какой номер дома.
"Скорая" прибыла через два часа. Елена была жива, но лицо имело цвет снятого молока. Волосы слиплись скользкой коркой. Плечо и грудь в крови, будто ее убивали.
Врач, крепкий мужик, лет пятидесяти, решил, что у нее пробита сонная артерия.
- Лежите, - приказал он. - Не двигайтесь. Вы можете умереть.
Он взял полотенце и стал заматывать, чтобы пережать сосуды.
- Кто это вас? - спросил врач.
- Никто. Я недавно делала пластическую операцию.
- Зачем?
- Чтобы хорошо выглядеть.
- Будете хорошо выглядеть в гробу, - буркнул врач.
Вошел санитар. Они уложили Елену на носилки и перенесли в машину. Ей больше не было страшно. Она понимала, что ее спасут. Сознание немножко путалось, но было при ней. "Только бы не потерять сознание", - подумала Елена и куда-то провалилась.
ОЧНУЛАСЬ на операционном столе. Над ней стоял врач, но не из "скорой помощи", а другой - молодой и мускулистый, с серыми глазами. Они о чем-то переговаривались с медицинской сестрой. Полотенце сняли с головы, и горячая кровь изливалась редкими толчками.
- Зашейте мне сосуд, - проговорила Елена.
- Проплачивать будете? - спросил врач.
- Что проплачивать? - не поняла Елена.
- Все. Бинты. Манипуляции.
- Я же умираю... - слабо удивилась Елена.
- Финансирование нулевое, - объяснил врач. - У нас ничего нет.
- Но руки у вас есть?
- А что руки? Все стоит денег.
- У меня кошелек в сумке. Я не знаю: сколько там. Возьмите все.
- Я в кошелек не полезу, - сказал врач, обращаясь к медицинской сестре. - Посмотри ты.
- Я тоже не полезу, - отказалась сестра.
Елена заплакала, в первый раз. Она поняла, что ее ничто не спасет. Последняя кровь уходила из нее. А у этих двоих нет совести. Им плевать, умрет она или нет. Им важны только деньги.
Большая часть ее жизни пришлась на советский период. И там, в "совке", ее бы спасли. Там все работало. Работала система, и были бинты и совесть. А сейчас система рухнула, и вместе с ней рухнула мораль. Если человек верил в Бога, то ориентировался на заповеди.
А если нет, как этот врач, значит, никаких ориентиров. И придется умирать.
Слеза пошла к виску, вымывая себе дорожку. И в это время отворилась дверь и вбежал Сережа. Видимо, Нина Александровна позвонила не только в "скорую помощь", но и к Елене домой, сообщила маме. А мама - Сереже. И вот он здесь.
Через минуту появилась капельница, хирургическая медсестра в чистом голубом халате, а мускулистый хирург мыл руки для операции. Сережа все проплатил. Он был молодой и жизнеспособный.
Через месяц Елена собирала клубнику "Виктория" в плетеный туесок. Ягоды - одна к одной. Запах - несравненный. Ничто в природе не пахнет так, как земляника и клубника. В этом запахе - и горечь, и солнечный жар, и аромат земли. Описать невозможно, нечего и стараться.
Елена понюхала. Потом поела, чтобы восстановить гемоглобин. Потом помазала лицо. Через полчаса смыла маску.
Все швы затянулись и привыкли к новому натяжению. Лицо было гладким. Глаза сияли синим. Из глубины зеркала на нее смотрела молодая женщина лет тридцати. Не больше. Ей - тридцать. Сереже - тридцать один. Нормальная разница.
Фигура у Елены всегда была идеальной: ни убавить, ни прибавить. А теперь и лицо - гладенькое, как яичко. На сколько ей хватит такого лица? Лет на десять? А там можно опять подтянуть.
О том, что она чуть не умерла, как-то забылось. Было и прошло.
Мало ли что бывает...
Не дайте Даше уйти!