СЛЕВА табличка, красной краской на фанерке: "Посещайте чаще нас - парк "Останкино" для вас". У следующего входа еще табличка, синенькая. Про уроки верховой езды... Чтобы попасть к Дикулю, нужно как раз в этот вход войти. Правда, для большинства из тех, кого к нему привозят, слово "войти" - несбыточная мечта...
ВОТ он передо мной сидит - Дикуль. Циркач, превративший себя из недвижимого инвалида в первого тяжеловеса планеты. Огромный человек, похожий одновременно на сельского священника и укротителя тигров. Я этой смеси с первого раза поразилась: когда сначала увидела Дикуля на фотографиях с заседания Верховного Совета (там он такой нескладный, с длинной бородой, в толстых очках), а потом смотрела на него в цирке, где на арене появился красавец, жонглирующий 80-килограммовыми гирями...
- Это правда, что вы в цирке снова будете выступать?
- Да. Я же вынужденно прекратил выступления. Два года назад. У нас тут в центре пожар был страшный. Вентиляция загорелась. Дежурные перепугались, мне позвонили...
- Вам? Почему не пожарным?
- Ну они женщины. Я и приехал. Там наверху температура такая была, что металл плавился. А я кутался полотенцами и шел. Ну должен же был это кто-то остановить, в конце концов.
Без движения
- ВАЛЕНТИН ИВАНОВИЧ, можно я вам историю расскажу? В испанском журнале прочла. Рыбак. Парализован полностью, у него только глаза работают - даже головой не может пошевелить. Там хорошая католическая семья, все ухаживают. А он просит, чтобы ему помогли умереть. Друзья отказываются. Пишет папе римскому письмо. Папа римский отказывает...
- И я был бы против. Нельзя умирать. Если хоть одна клетка работает в его мозгу, если человек мыслит и думает - это уже жизнь. Пусть маленькая. Но жизнь.
- ...которой врагу не пожелаешь...
- Я понимаю. Но как можно помогать уйти? Нужно помогать жить. Человеку, когда он в тяжелом состоянии, самое важное - доказать, что он необходим. Вот вы говорите, он не владеет ни руками, ни ногами. Но ведь его мозги работают! Пускай разрабатывает какие-то идеи. У него же уникальный опыт. Пусть лежит и думает, как поднять таких больных, как он. Духом.
- Вам самому часто люди говорили: "Я жить не хочу"?
- Было. Меня же тоже приговорили в пятнадцать лет... Я, правда, теперь думаю, что, будь немножко постарше, может быть, поддался бы обстоятельствам. А тогда я был слишком молод, чтобы поверить, будто мои ноги никогда больше не будут ходить. Я не знал тогда, что у меня пять лет уйдет только на то, чтобы сделать первые шаги. И еще два года - на полное восстановление...
- Вы сами говорите: будь я постарше. Человека пожилого - чем вы его утешаете?
- Вот, допустим, женщина. На коляске. А у нее ребенок. Я ей говорю: смотрите, вот вы наложите на себя руки. Вы же мама. Пришел ваш ребенок с уроков, кто-то обидел его - так он сразу к маме прижался. Хоть какая, вы нужны ребенку. Я это по себе знаю. Моя мама умерла, когда я в ясельном был возрасте... Я знаю, что такое детский дом. Когда ты с самого начала понимаешь, что тебе никто, кроме тебя самого, не поможет. И когда знаешь, что нужно бороться. За все. За все...
Шаг первый
ВЫНУЖДЕНА прервать интервью. Открывается дверь. Еле-еле, держась за спину, входит пожилая женщина с лицом, перекошенным от боли.
- Валентин Иванович. Миленький. Помогите мне. Такая боль все время дикая.
- Да, деточка, я знаю. Деточка, у тебя это будет еще три-четыре дня. Выдержи. Ты лекарство выпила?
- Не помогает оно мне. Но выпила.
- Ну вот, молодец. Деточка, в четвертый раз (стучит пальцем по столу) тебя вытаскиваю. Я тебя в угол поставлю, если ты опять что-нибудь сделаешь.
- Я ничего не делала. (Плачет.) Не могу терпеть я, Валентин Иванович, ну не могу. Прошу вас, сделайте что-нибудь.
- Ну-ну-ну... Нужно еще дня два-три потерпеть.
- Больно мне. Помогите.
И все сначала. Все больные - дети. Даже когда им семьдесят.
Дверь закрывается. Я выдыхаю и спрашиваю:
- Как вам удается, чтобы боль внутрь не проникала?
- Не удается. Проникает. Если б не цирк, я был бы бессилен давно уже. Превратился бы в сосуд для впитывания беды... А так я на арене напитываюсь любовью, счастьем - и сюда приношу... Пойдемте лучше я вам зал покажу. Тренажеры, я их сам конструировал.
Второй...
- ...ВОТ девочка моя маленькая. Умничка какая, делает сложные упражнения. Тетя такое упражнение ни за что не сделает. (Мне.) Это мы тазобедренные суставы растягиваем. А вот это у нас Ирочка. (Инструктору.) Вы зачем ее держите?
- Не может она, Валентин Иванович, стоять...
- Может. Понемножку. Умничка моя, давай-давай, потихонечку... (Мне.) Я ее учу ходить. Она уже в железных сапожках пробует... Вот о ком писать надо. Героическая женщина. У нее вот такой длины нога. Ампутация. А как она бегает, если б вы видели!
Женщина смеется:
- Ну я не бегаю, я просто езжу на общественном транспорте. Но я уже 26 лет на протезе.
- А можно ваше имя узнать?
- Конечно. Барышева Алла Васильевна. Я экономист.
Дикуль:
- Доктор наук!
- Да, я уже после аварии защитилась. Я в Плехановском институте читаю лекции. На английском языке.
- А можно спросить, что вам помогло справиться с бедой?
- Вы знаете, это странно, но после такой тяжелой травмы происходят изменения в сознании человека. Я после аварии совершенно другая стала. Меня переполняло ощущение любви...
- Любви?!
- Да. Любви к миру. Вот говорят, что "любовь спасет мир", а мы не понимаем, что это значит. Потому что отходим от края жизни. А я тогда к нему подошла и, вернувшись, ощутила такую огромную благодарность. Просто за жизнь... Другое дело, что мы не удерживаем это. Вот если б удержать...
Прыжок
- ВОТ выйду на арену. В цирк... Ну как вам это объяснить? Это воздух мой. Жизнь. У меня ничего в детском доме не было, кроме мечты о цирке. Цирк - это забвение беды. А я знаю, что такое беда. Боль. Одиночество. Были моменты. Когда проверялись друзья. Когда тяжело. Когда ты без ног. Не ходишь. Все время должен что-то просить. Достать. Принести. И не день. И не три. И не год. И друзья постепенно не находят времени прийти... Было все это со мной.
- Неужели вы не пришли за это время к убеждению, что человек человеку волк?
- Не хочу я этого признавать. Ну не буду, понимаете?
- Валентин Иванович, вот не случись тогда беды, этого вашего страшного падения с тринадцатиметровой высоты...
- Мне лет этих жалко. Другое дело, что теперь мне понятна одна штука. Чтобы кем-то стать, надо через что-то пройти. Понимаете?
- Вы не боялись никогда, что врачебная деятельность помешает вашей артистической карьере?
- Я обет дал. Если встану на ноги, буду помогать людям. Всю свою жизнь.
- Богу обет дали?
- Себе. Но я же человек! Человек я, понимаете? Че-ло-век...
ТАМАРА ГВЕРДЦИТЕЛИ- женщина в ожидании женщина в ожидании любви