«Ко всему надо готовиться заранее»
Владимир Кожемякин, «АиФ. Здоровье»: Николай, 9 лет назад вы завершили свою спортивную карьеру в профессиональном боксе. Ваш образ жизни сильно изменился после этого? Я имею виду отношение к своему здоровью.
Николай Валуев: Изменился не в лучшую сторону. В том смысле, что те нагрузки, которые я испытывал, будучи боксером, давно позади. Приучить себя ходить на регулярные тренировки ради здоровья так и не смог, или не захотел. Поэтому, они носят, скорее, импульсивный характер – от случая к случаю. Но я в какой-то степени решил этот вопрос по-другому. У меня дома есть пара тренажеров – «гантели» и «велосипед». Велотренажер – вещь хорошая, и я на нем катаюсь.
- И режим дня поменялся?
- Кардинально. Прежнего, спортивного режима, можно сказать, уже нет. График моей работы в Госдуме зачастую непредсказуем и разбит на взаимоисключающие и никак не нормированные мероприятия. В спорте все четко и ясно: сначала общая физическая подготовка, потом специальная, потом подготовительный период перед соревнованиями, сам поединок, отдых после боя, восстановление сил. И снова по кругу. Там все четко сменяет друг друга, как часы. А сейчас у меня в этом смысле абсолютно хаотичная жизнь.
- А как с питанием – оно тоже изменилось кардинально?
- Я бы так не сказал. И раньше ел все, ни в чем себе не отказывал, и сейчас так же. Мой первый тренер Александр Зимин не раз говорил: «В спорте нужно постоянно держать себя в форме, чтобы мучительно долго не выходить из отдыха». Для организма такие перепады – большой стресс. Поэтому, периоды отдыха у меня все равно перемежались какими-то тренировками, резкого перепада потом я не ощущал. И вес, кстати, всегда держался на одном уровне. Не было сумасшедших перегрузок – килограммы сгонять. Кому-то это, конечно, надо, но – не мой случай.
Переход к новому режиму, если мою нынешнюю жизнь, конечно, можно так назвать, проходил безболезненно и плавно. Я целенаправленно стремился к этому, чтобы не было мучительно больно для организма. Отец говорил мне: ко всему надо готовиться заранее. В том числе, к смене любой из сфер деятельности, тем более, если она радикально меняет твой распорядок жизни. Меня часто спрашивают: сильно ли вы переживаете, что ушли из бокса, происходят ли какие-то ломки? Отвечаю: нет. Я ничего такого не испытываю.
- Вас не раз оперировали в Германии: коленные суставы, кисть, плечо, нос…Последствия травм, полученных в боксе, сейчас на себе ощущаете?
- Мои больные суставы на ногах – следствие неправильных тренировок, а именно многокилометровых кроссов по асфальту. Эти пробежки мне дались «убитыми» коленями. С тех пор по 40 км за раз уже не бегаю… Все операции позади. Я восстановился, но, как бы мне ни хотелось, уже не могу поиграть с коллегами по цеху в игровые виды спорта – футбол или баскетбол. На мою долю остались другие удовольствия – биллиард, велосипед, штанга, ну и бокс, конечно.
«Башку на ринге у меня не отбили»
- Вы занимаетесь сейчас боксом в каком-то виде?
- Только на боксерских мешках и грушах. Знаете, я раньше мучился с носом - вечными насморками и гайморитами. Мне бы не хотелось вернуться к ним снова в результате пропущенного удара. Это очень сильно напрягает: простудные болезни, связанные с респираторными проблемами, искривление носовой перегородки и т. д. Мне хочется дышать полной грудью, а не ходить постоянно с носовым платком.
- Как вообще карьера в боксе повлияла на вашу нынешнюю жизнь? Что дала хорошего и плохого?
- Положительная сторона дела тут слишком явно перевешивает отрицательную. Именно бокс дал стартап всей той известности, что я достиг. А мое имя давно превратилось в бренд, который кормит, и, я надеюсь, будет кормить мою семью, невзирая на все грядущие перемены. Если вы интересуетесь, не отбили ли мне, образно говоря, башку на ринге – то могу успокоить: с этим все нормально. Просто, на боксеров вечно навешивают определенные штампы – например, что это люди ограниченных умственных способностей. И, соответственно, воспринимают их по такой вот одежке. И я, и мои коллеги, достигшие в спорте многого, не такие, как принято считать, подходя со стороны штампов. Но к издержкам профессии я отношусь спокойно.
- Вы следите за боксерскими поединками? Кто из наших нынешних боксеров интересует?
- Непобежденный Мурат Гассиев – у него еще не было ни одного поражения. На бои не всегда хожу, смотрю их больше по телевизору и в интернете. Поскольку, из-за работы чаще всего оказываюсь в другом месте... Меня упрекают за то, что я редко бываю на боксерских соревнованиях. Все верно. Но, честно говоря, после напряженного рабочего дня ничего такого уже не хочется – только отдыхать, да и все. А бои в записи, если что, я всегда смогу посмотреть.
На бой Гассиева с Усиком обязательно пойду. При случае, никогда не упускаю возможности сходить на бои, так как там всегда увижусь с коллегами и друзьями по боксерскому цеху.
- Наверное, воспринимаете бокс как какую-то прошлую жизнь?
- Нет, и никогда, наверно, не буду так воспринимать. Просто молодое чувство еще живет в груди, и, глядя на боксерские поединки из зала, ты переживаешь, что постарел телом, пришло время других. И завидуешь им. Тебе кажется, что ты чего-то не успел, мог еще что-то сделать в боксе. Я не люблю ощущать эти эмоции. А глядя на бои по телевизору, переживаю все уже иначе.
«Я не хочу тебя подвести»
- Как-то вы сказали, что пустили корни в Нюрнберге, купили там кое-какую недвижимость - пригодится детям. И хотите, чтобы они получили второе образование в Европе. Это было 7 лет назад, когда вы тренировались и лечились в Германии…
- С тех пор мое мнение переменилось. И сейчас я думаю, что сначала дети должны получить образование на родине. И только потом, когда станут взрослыми, окрепнут, и если действительно этого захотят, могут ехать учиться за границу. Когда им будет уже за 20 – пусть решают сами. Целенаправленно отправлять их на вольные хлеба я бы не стал. Мне вообще все меньше нравится, что за среда окружает молодых людей в Европе. С каждым годом я вижу, что нравственные ценности там, мягко говоря, падают все ниже.
Корни в Нюрнберге мы с женой обрубили напрочь, и всю ту недвижимость, которую я в свое время купил, давно уже продали. Остались там только знакомые, друзья. Мы переписываемся, иногда они приезжают в Россию.
- С Сережей все ровно наоборот. Его надо только убеждать. Не могу сказать, что в ста процентах случаев это у меня получается: если он вдруг упрется, то бывает очень сложно. Но повышенный голос – это не для него. У него слишком взрывной характер… Кстати, на Гришу повышение тона тоже перестало в свое время действовать. И сейчас он так же воспринимает только методы убеждения. Случается, конечно, что приходится и ругаться. Но у нас эту функцию взяла на себя мама, моя жена.
- А получается играть с Сережей в солдатики?
- Он не играет в солдатики и войнушки. Ему это неинтересно. Хотя, они с Гришей с большим удовольствием, например, ходят на пейнтбол. У них там такие войны – мама дорогая! У Сереги игрушки – это машины, паровозы, что-то собирать, строить. Он в свои 5 лет так и говорит: «Я хочу быть строителем». Крайне заинтересован математикой, чрезвычайно любит цифры. Няня уже научила его читать по слогам, умножать и делить. У меня такое впечатление, что он расположен к точным наукам. А Ира и Гриша – больше творческие натуры (дочери Николая Валуева Ирине сейчас 11 лет – Ред.).Гриша уже второй год летом работает.
- Как повлияла на старших детей ваша известность? Когда Гриша был маленький, вы рассказывали: «В те редкие минуты, когда мы вместе, я стараюсь ни с кем не фотографироваться и не раздавать автографы, потому что вижу, как ребенка это напрягает».
- Он и сейчас не любит такие вещи. Я как-то спрашивал его об этом. Он ответил: «Папа, я даже хочу, чтобы ты отписался от моей страницы вконтакте, потому что боюсь, что мои действия, а я наверняка буду совершать по молодости какие-то ошибки, будут ассоциироваться с тобой». Я протянул ему свой телефон, и он сам лично это сделал. Так и сказал прямым текстом: «Я не хочу тебя подвести». А у Ирины на ее страничке вообще минимум моих фотографий. Недавно я предложил ей сняться для одного из журналов моды, где дети участвуют в фотосессиях. Она сказала: «Нет, не хочу». Она вся в своих лошадях, конном спорте и рисовании. Лошадь это для нее – это высшее существо. А живопись – способ себя выразить.
Короче говоря, для них моя известность – это, скорее, фактор раздражения. И я их в этом понимаю.