В конце восьмидесятых годов Александр Могильный считался в СССР лучшим молодым хоккеистом. Непревзойденный талант, который к 20 годам успел выиграть все главные титулы: чемпионат СССР с ЦСКА трижды с 1987 по 1989 годы, Олимпийские игры-1988 и чемпионат мира-1989 со сборной СССР. Но уже в той юной голове возникла мысль: есть еще Кубок Стэнли, который в мире хоккея ценится едва ли не важнее олимпийского золота.
Была и еще одна цель: выбраться из нищеты. Да, в ЦСКА у Александра Могильного все было относительно неплохо, он не голодал. Но за все эти яркие победы он не получил даже однокомнатной квартиры в Москве, а жил в гостиницах и на клубной базе, поскольку родом нападающий был из Хабаровска. Он прекрасно знал, как можно устроиться за океаном. Выезжая за границу на турниры, он видел, как живут люди: свободно, не обремененные никакими режимами. А тем более — в США, где свобода проявлялась во всем. И тогда у него созрел план побега в Америку. До него ни один советский хоккеист не играл в НХЛ, хотя звали на сумасшедшие деньги многих начиная с Валерия Харламова. Странно, что режиссеры до сих пор не сняли фильм по событиям мая 1989 года, когда после победного чемпионата мира в Швеции советская сборная вернулась домой без Александра Могильного.
Действовать нужно стремительно
Активная фаза побега началась сразу после заключительного матча чемпионата мира между сборными СССР и Швеции (5:1) 1 мая 1989 года. Могильный уже знал, что лететь обратно в Москву не собирается. Примерно год он был на связи с руководством «Баффало Сейбрз», будучи задрафтованным клубом под 89 номером. Как только выдался подходящий момент, форвард набрал номер главы скаутской службы Дона Люса, и тот на следующий же день вместе с генеральным менеджером клуба Джерри Миханом прилетел в Стокгольм.
Действовать всем нужно было стремительно. Американцы тут же направились в посольство США в Швеции, чтобы оформить документы на выезд Могильного. Ему успели даже сделать новый паспорт, ведь по правилам хоккеисты вынуждены были свои загранпаспорта сдавать начальнику команды. Александра последний раз спросили: «Алекс, ты еще можешь передумать и вернуться к команде, пока никто ничего не узнал. Хочешь?» Но ответ хоккеиста был жестким: «Нет, летим».
3 мая ближе к вечеру стало известно об исчезновении Могильного. В этот день у команды был выходной, им разрешили накануне вылета в Москву пройтись по магазинам, поэтому сначала никто не спохватился. Нападающий не вернулся в отель в ночь перед вылетом. Поднялась паника, подключили спецслужбы. Могильный в это время вместе с американцами заметал следы, меняя один стокгольмский отель на другой: нужно было дождаться всех документов и избежать возможной слежки. Наконец Люс и Михан получили долгожданный звонок из посольства: «Всё готово». Тут же были куплены билеты на ближайший рейс до Нью-Йорка. У Могильного не было возможности даже позвонить родителям в Хабаровск и предупредить о переезде в США. Точнее, он сделал одну попытку из телефона-автомата, но понял, что все звонки прослушиваются спецслужбами, и положил трубку.
«Конечно, мы знали, что все это связано с определенным риском, но осознали всю серьезность происходящего, только когда прилетели непосредственно в Стокгольм. Странно, но Могильный был самым спокойным из нас. Он точно знал, чего хочет, и шел к своей цели. Я не мог поверить в то, насколько невозмутимым был двадцатилетний парень, который рисковал всем», — рассказывал позже Люс.
4 января сборная СССР возвращалась в Москву. Ситуация в команде была напряженной: все искали Могильного. Но он в этот самый момент уже летел за океан.
США
Можно только представить чувства двадцатилетнего парня во время перелета в Нью-Йорк. Фактически он предал Родину. Это было действительно так, поскольку армеец Могильный числился офицером армии. Согласно советскому закону, он самый натуральный дезертир. Именно такой ярлык мгновенно на него повесила пресса. Вскоре после приземления самолетов в Москве и Нью-Йорке к делу подключились КГБ и ФБР. Русские допрашивали партнеров Могильного о его поведении в последнее время, а американцы общались с хоккеистом, как обычно это делают с беженцами. Что могли рассказать друзья Александра? Да по большому счету у него и не было друзей, об этом прямо скажет главный тренер команды Виктор Тихонов. А еще сделает громкое заявление: «Своим поступком он лишь показал, что не зря у него не было друзей в сборной. Он был человеком с тайными намерениями». По большому счету никто ничего про готовящийся побег не знал: все произошло очень быстро.
Спустя несколько дней после переезда в США Могильный запросил у американского правительства статус политического беженца. Произошло это в День Победы, 9 мая. Тогда же удалось пообщаться по телефону и с родными. Испуганная поднявшейся шумихой мать слезно умоляла сына вернуться на родину. Но обратного пути не было. Могильный слишком хотел играть в хоккей в США и чувствовать себя свободным. Уже спустя годы после окончания карьеры он скажет в интервью «Спорт-Экспрессу»: «Мне страшно себе представить, что было бы, если бы я этого не сделал! Нет, по советским меркам у меня все было нормально. Но мне хотелось большего. Я видел, какое здесь отношение к старшим товарищам, понимал, что со мной будет, когда дойду до этого возраста. Заканчивая карьеру, они оставались ни с чем. Меня это не устраивало. Я уезжал из Москвы нищим человеком. Ладно был бы олигарх: наворовал денег и свалил. Но у меня-то все иначе. Я был натуральный нищий».
Вскоре в жизни Могильного все изменилось: он подписал контракт с «Баффало». Правда, сумма была относительно небольшой по меркам НХЛ: всего 180 тысяч долларов за первый сезон. Первые месяцы жизни за океаном были непростыми: он опасался агентов КГБ, которые могут за ним приехать и арестовать. Плюс еще не владел английским языком, хотя активно его учил. Со временем все наладилось, и Могильный добился желаемого. Александр сделал блестящую карьеру в НХЛ: в 1114 матчах забросил 512 шайб и сделал 606 голевых передач, набрав в сумме 1118 очков. Но главное — он стал первым советским хоккеистом, пробившим дорогу за океан. Вскоре за ним последовали и другие.