Уничтожение достояния. Кто подливает масло в огонь, захвативший наши леса?

«Приручить» стихию

Рада Боженко, «АиФ»: Николай Пантелеймонович, по всему выходит, что древние греки не зря относили огонь к стихиям. Он так и не стал подвластен человеку, его невозможно укротить?

   

   

Николай Миронов: Это стихия, которую если и нельзя подчинить, окончательно «приручить», то можно контролировать. Но в Сибири ситуация вышла из-под контроля, и то, что там происходит, – это да, стихийное бедствие. Но если смотреть глубже – это национальная трагедия для всех здравомыслящих людей, которые понимают: происходит намеренное, целенаправленное уничтожение достояния страны, природой нам данное.

– У вас в этом нет сомнения?

– А у вас есть? Мы, конечно, не можем ничего утверждать, но, с какой стороны ни по­смотри, намеренность очевидна. Могут быть бушующие пожары способом скрыть незаконные вырубки лесов в Иркутской области, Красноярском крае? Безусловно. А в развале всей системы хозяйствования, системы пожарной охраны разве трудно заподозрить н­амеренность?

Да, леса горели всегда, но в советское время, даже в тяжёлые для страны 90-е гг., мы таких масштабов не наблюдали. И никому в те же 90-е не пришло в голову сокращать численность сотрудников пожарной охраны. Когда я служил в Свердловской области, в нашем войске было 8 тыс. сотрудников и все обладали правами государственного пожарного надзора, а сейчас из 2 тыс. сотрудников этими правами обладают 350 человек. На всю огромную область! Понятно, что заниматься регулярной профилактической работой на предприятиях, находящихся в лесных массивах, на торфо­предприятиях, в садовых товариществах просто некому. И сами леса были в надёжных руках. Они делились на кварталы (каждый обслуживался лесниками), которые обносились противопожарными полосами. Леса были под постоянным надзором, а сегодня, например, лесники-парашютисты практически вымерли как класс. Возгорания, повторюсь, случались, но они вовремя локализовывались и тушились. Сегодня же редкий сезон не обходится без трагедий, когда огонь из леса беспрепятственно «заходит» в населённые пункты и уничтожает дома. Вы же наверняка выезжаете в сельскую местность? Часто встречали опашку населённого пункта не тогда, когда ему угрожает подступающий огонь, а превентивно?

Кто спасёт Сибирь от пожаров? За считанные дни выгорело 3 млн гектаров леса Подробнее

– Признаюсь, нечасто.

– Вот! Можно до бесконечности продолжать. Поля осиротевшие облюбовали кустарники, скотины, которая бы «вычищала» пастбища, в деревнях не осталось – вот вам заросшие (читай – пожароопасные) территории. Всё же начинается с низовых пожаров, это потом огонь, который не останавливают, поднимается вверх.

   

   

Сегодня кивают на пресловутый человеческий фактор: дескать, люди оккупировали леса. А раньше что, за грибами и ягодами не ходили? На пикники не собирались? Ходили и собирались, при этом особых противопожарных режимов с запрещением посещать леса не объявляли, не было необходимости. Все и так понимали, что матушку-природу надо беречь. Сегодня же сознание поменялось, мы к ней относимся потребительски, что, наверное, неудивительно, учитывая, что людям на всех уровнях власти демонстрируют – надругаться над природой не зазорно.

– Пожар, спровоцированный взрывами на военном складе в Ачинске…

– Ситуация того же порядка. Одно из двух: или трусливая попытка скрыть хищения, или пренебрежение правилами пожарной безопасности. Сверд­ловская область же это тоже проходила – у нас взрывались и горели военные склады. Но тогда ситуация была быстро взята под контроль. Равно как мастерски была выстроена работа всех служб во время ЧП на Белоярской АЭС в 1978 г. или во время взрыва вагонов с тротилом и гексогеном на Сортировке в 1988 г.(тогда погибли 4 человека, 10 тыс. были признаны потерпевшими, мощное возгорание было локализовано за 6 час. – Ред.). Специа­листы работали! А теперь где они? Уральский институт государственной противопожарной службы выпускает, дай бог, если 100 человек в год.

– Интересно, конкурс в и­нститут высокий?

– Скажем так, он есть. Хотя, конечно, героические профессии, в том числе огнеборца, сегодня прежнего восторга в молодых людях не вызывают. Дело и в прагматичном подходе к своему будущему, и в том, в какие условия пожарные сегодня поставлены. Раньше в нашей профессии было множество славных династий, сегодня они, увы, прерываются.

Мы всегда носили форму с гордостью и никогда не раздумывали, не просчитывали: вот здесь, да, есть ради чего ж­изнью рисковать, а вот тут надо себя поберечь. Мы шли в огонь, спасали людей, тушили пожары, не думая о своей шкуре.

«Осколки разлетались возле нас». Что происходит на месте взрывов в Ачинске Подробнее

Вышки против космоса

– «Разруха не в клозетах, а в головах»?

– Вот именно. Я даже могу сказать, когда в особо одарённых головах эта разруха началась – в начале двухтысячных, когда начался развал системы пожарной охраны. Переподчинение в другое ведомство привело к сокращениям специалистов, а на руководящие посты начали назначать людей, которые понятия не имели, что такое государственный п­ожарный надзор.

И что мы имеем в сухом остатке? Боевой караул обычной федеральной пожарной части – один аттестованный (то есть в погонах) сотрудник, получающий 30–40 тыс. руб., а другой – неаттестованный с зарплатой 15 тыс. руб. И как ты его заставишь идти в огонь и принимать меры по ликвидации пожара? Или другой пример. Если раньше боевой расчёт пожарной машины – это 7 человек, то сегодня – 2. Смотришь порой репортаж и недоумеваешь: «На место пожара прибыло 30 единиц техники и 40 человек личного состава». И кто-то после этого мне будет говорить об «экономической целесообразности»?!

– Исходя из вашей оценки нынешнего положения дел, сам собой напрашивается вывод: мы все живём на пороховой бочке?

– Именно так. И самое трагичное, что тотальная без­ответственность, помешательство на прибыли, изрядно сдобренные показухой, – всё это сводит ценность человеческой жизни к грошу. Вы п­оищите, например, в городах действующие бомбоубежища! Всё продано: бани, салоны… Если и осталось одно-два, люди понятия не имеют, где они, не знают, куда бежать в случае опасности.

Вся надежда на то, что мы наконец очнёмся и не будем закапывать то хорошее, что было создано. Проблески есть. Скажем, заговорили об увеличении численности пожарной охраны.

– Несколько лет назад появился приказ Минприроды о так называемых «зонах контроля», благодаря которому власть на местах получила право принимать решение «а я тушить не буду, я экономить буду». Раньше что, деньги не умели считать?

– Никто к борьбе с огнём с таким цинизмом… хорошо, скажем мягче, с такой рассудительностью не подходил. Перед пожарной охраной стояла чёткая задача – спасение жизней людей и тушение. Никогда никаких расчётов экономической выгодности или невыгодности не проводилось. Это же наша страна, её достояние! Это же природа, в которой нарушение гармонии оборачивается бедой: уничтожаются леса – происходят потопы, гибнет животный мир. Мы в одном месте пытаемся сохранить редкие виды животных, а в другом одним росчерком пера, бездей­ствием обрекаем другие виды на смерть. Люди задыхаются от дыма. Какая в этом экономическая выгода? Далеко не всё измеряется деньгами!

Обидно видеть то, что происходит в стране, как легко разрушается система, которая складывалась трёхсотлетней историей пожарной охраны. Дураки, что ли, проводили расчёты по необходимому количеству людей, инвентаря, техники? Космические мониторинги – это, конечно, круто, но… В советское время таких изысков не было, зато были обычные наблюдательные выш­ки, которые стояли в каждом квартале леса. Человек видел очаг и тут же передавал о нём информацию – молниеносно принималось решение, и очаг ликвидировался. Столь архаичный способ доказал свою эффективность.

– Предлагаете к нему в­ернуться?

– Я просто предлагаю вернуться к бережному, уважительному отношению к человеку и нашей природе. Вот и всё.